Артур Романов - Подсознательные гении и их неэволюционировавшие аналоги. В бездне безумия…

– А меня Фёдор.

– Очень приятно, Фёдор, – хихикнув, протянула руку Настя.

– Взаимно, давай просто Федя, – вместо рукопожатия Фёдор нагнулся и легонько поцеловал её ручку. Она немного смутилась.

– Что ходишь так поздно одна?

– Да так, задержалась у подруги.

– А, понятно.

Секунду висело неловкое молчание.

– А ты где живешь? – поинтересовался Фёдор.

– Тут на Флотской, отсюда недалеко.

– Давай я тебя провожу, тут ночью опасно.

– Да ладно, я уж сама доберусь. Не впервые…

– А мне как раз по пути. Не бойся, я не маньяк никакой.

– Я вижу, – засмеялась она, – Ну ладно, пойдем.

Они быстрым шагом пошли по пыльной ночной улице, освещенной тусклыми фонарями.

– Кстати, у меня сегодня день рождения.

– Правда?

– Правда.

– Тогда поздравляю! Надо будет как-нибудь отметить.

– Ага, – кивнул Федя и снова замолчал.

Неловкую тишину разрушил мужской голос мимо проходившего незнакомца:

– Извините, молодые люди, у вас сигаретки не найдётся?

– Найдётся. – Довольно ответила Настя и протянула пачку.

– Благодарю. – Незнакомец вынул одну сигарету, вставил в зубы, прикурил и вернул пачку, ещё раз поблагодарив.

– Ну что, Федь, расскажи что-нибудь о себе.

– Хорошо, – улыбнулся Фёдор и увлеченно заговорил. – В тихом подмосковном посёлке под названием Говяжки жил один человек по фамилии Карасёв-Глушко. Это был я. Ещё это место я называл адом или местом гниения и разложения. Да, так я не любил эту дыру. Там я рос и дурно воспитывался. Моя мама вместе с отцом ютилась в Санкт-Петербурге, а я жил с двумя бабушками и Витей, молодым парнем, приходившимся мне дядей. Он заменял мне и отца, и брата, и друга. Почти с трёх лет я был около него. Чинил ли Витя свой проржавевший мотоцикл «Минск», или пил алкоголь, я всегда находился рядом. Витя был не злым, а наоборот, добрым юношей. Но иногда он давал мне выпить спирта – это, конечно же, нехорошо. Бабушки за мной мало смотрели: я шатался по улицам, собирал бычки, тут же их раскуривая, и вообще был воспитан не так хорошо, как все остальные ребята. Единственное что, я был немного застенчив и всегда со всеми здоровался, даже с незнакомыми взрослыми.

В детстве мальчишки меня часто пугали вампирами, привидениями и призраками. Но один раз я увидел нечто подобное своими глазами. Мы ходили по лесу и собирали грибы. Нас было пятеро, всем было лет по семь, может чуть больше. В лесу тогда стояли заброшенные деревянные домишки, сохранившиеся ещё со времён Великой отечественной. Мы решили забраться в самый старый и большой из них, чтобы посмотреть, что там внутри. Не успели мы подойти к нему, как увидели, что оттуда выскочил какой-то серый силуэт, который словно полетел к нам. Мы все ужасно испугались и опрометью бросились бежать из леса. Потом среди нас пошли слухи, что это был призрак моей ещё не умершей прабабушки, тогда уже не ходившей из-за травмы ноги. В юношестве она преподавала физкультуру отдыхающим соседнего лечебно-профилактического учреждения и однажды во время поездки на лыжах упала в канаву, а на неё свалилась ехавшая сзади женщина. Приключился открытый перелом голени. Со временем нога зажила, но к старости раны напомнили подростковую боль. Нога начала гноиться. Нужно было её ампутировать, но бабушка отказалась, хотя дела с лечением шли хуже некуда. С тех пор она сидела дома, а точнее, лежала на диване, ходила под себя или в судно, если кто-нибудь был дома.

Стоял холодный вечер конца декабря, и меня охватывало предпраздничное настроение. Я, будучи ещё глупым ребёнком, развешивал на ёлке гирлянды и игрушки, клеил на обои красочные плакаты с поздравлениями, хихикал, вскрикивал и громко смеялся от восторга. Бабушка просила помолчать, но я, дурачок, никак не реагировал. Когда мать оттащила меня от плакатов, бабушка была уже спокойна. Мама подошла к ней и спросила: «Бабуль, как ты себя чувствуешь?», но ответа не последовало. Её рука сжимала пузырёк с надписью «Корвалол», рядом на тумбочке громоздилась ещё куча лекарств. Тридцать первого декабря утром мы похоронили её, а вечером уже встречали Новый год.

Примерно в то же время самым загадочным образом пропал дядя Витя. Он выехал из дома вечером накануне своего дня рождения с моим отцом. Помню, было около пяти или шести часов вечера. Время шло, и мы забеспокоились. Стрелки моих старых часов перевалили за полночь, а отец с Витей всё не появлялись. Раньше они никогда так не задерживались. Витя всегда говорил, где он находится, либо был дома раньше, чем о нём начинали беспокоиться.