Игорь Корольков - Алая роза в хрустальном бокале

Из темноты, как дикая кошка, я наблюдал за домами. Их окна были освещены неестественным резким светом, убивающим мягкое очарование ночи. В этом свете люди бессмысленно двигались, казались скучными. Я был уверен: стоило им только покинуть свои хрупкие жилища, они перестали бы быть ворчливыми и вечно чем-то озабоченными. Так я думал, находясь по ту сторону света. Но сейчас, когда я был в освещённой квартире, ночь пугала.

Сквозь щель в чугунной дверце видно, как шевелится огонь. Открыл дверцу, зачерпнул совком в ведре мокрый уголь, бросил в печку. Уголь зашипел, словно клубок потревоженных змей.

Включил свет в коридоре и в соседней комнате, но он не разогнал безотчётный страх. Наоборот, я ещё сильнее почувствовал безмерность и безграничность ночи. Будто тонкими нитями она привязала к себе каждый мой нерв. Натягивая эти неуловимые нити, ночь словно выманивала меня из самого себя, увлекая, унося в пространство так уверенно и властно, будто я принадлежал только ему. Я легко взмыл вверх, с удивлением отметив, что мне совсем не холодно. Из трубы нашего дома шёл дым. Дым шел из соседних домов, а их горящие окна, казалось, были вымазаны яичным желтком. Я подумал, что в этих рассыпанных в снегах домиках сейчас сидят мои друзья, едят варёную картошку с селёдкой, и мне ужасно захотелось быть рядом с ними, видеть и слышать их. Мне казалось, что, если бы я оказался возле кого-то из них, воспаление моего мозга прошло бы, я бы успокоился, и мир приобрёл бы прежнюю устойчивость и ясность.

Но я поднимался всё выше и выше. От величественной картины, открывшейся подо мной, от страха и восторга дыхание перехватило, сердце забилось часто-часто, как фарфоровый колокольчик.

Снега, покрывавшие землю, были так огромны, они простирались так далеко, что, глядя на их тусклый манящий свет, я чувствовал в них тайну, ключиком к разгадке которой был я сам. Бесчисленное множество звезд, как золотые пчёлы, слетелись ко мне и с любопытством разглядывали меня, перемигиваясь между собою. Мне почудилось: ещё миг – и эта прекрасная бездна затянет меня, и у меня не хватит сил вернуться обратно. Я бросил спасительный взгляд вниз, увидел наш маленький домик, напоминающий стеклянную игрушку, которую мы вешали на новогоднюю ёлку. В домике, как в зажжённом фонарике, метался я, беспокойный, растерянный, похожий на испуганную ночную бабочку.

Я мгновенно вернулся обратно. Мне чудилось, что кто-то невидимый вот-вот начнёт хватать меня за ноги. Я встал на спинку кровати, ухватился руками за шкаф, подтянулся и влез на него. Отсюда, с высоты, комната выглядела необычно: вещи словно стали меньше. Недовольные моим поведением, они украдкой посматривали на меня снизу вверх, но были сдержанны, как хорошо воспитанные слуги.

На шкафу в жёлтых картонных футлярах стопками лежали тома Большой Советской Энциклопедии. Здесь я почувствовал себя увереннее. Из первого попавшегося под руку футляра извлёк тяжёлый том. У книг были твёрдые тёмно-синие обложки, похожие на южную летнюю ночь. Я попытался перевернуть первый лист, но он был таким гладким, что пальцы скользили. От их кончиков до груди пробежал приятный холодок, будто в груди кто-то осторожно подул.

Я рассматривал картинки, иногда читая подписи под ними. Больше всего мне нравились цветные репродукции. Каждая из них была переложена папиросной бумагой. Разглаживая шуршащий лист, я пытался вначале разглядеть репродукцию через белую муть полупрозрачного листа. Под ним картинка просматривалась очень хорошо, но детали только угадывались. Пейзажи были затянуты пеленой, как туманом. Я переворачивал лист, и картины представали яркими, сочными, как мир сквозь только что вымытое окно на нашей кухне, выходившее на пыльную дорогу.

Я просмотрел том, вынул второй. Здесь нашёл картину, которую не мог разглядеть. На переднем плане стояли высокие деревья с пышными кронами, справа, чуть в глубине, – здание с колоннами. Низ картины был тёмным, а верх – светлым. Внизу едва угадывались маленькие фигурки двух человек.

Я перевернул папиросную бумагу – сердце заколотилось, будто кто-то застучал кулачком изнутри. Внизу ещё сохранялись сумерки, а над дальними холмами, похожими на низкие облака, вставало утро. Там, вдали, свет уже растекался по земле, он робко коснулся кустов, проросших на развалинах здания с колоннами, а вблизи земля была ещё пропитана влагой. По дороге брели овцы, за ними шли три человека. Это была картина Лоррена «Утро». Мир торжествовал, он был велик, могуч и прекрасен.