Юрий Сотников - Вовка. Рассказы и повесть

– Ты помнишь бабки Настину внучку, Еленку? Ту, что с маленьким сыном к ней приезжает весной да осенью?

У тётки загорелись глаза. Ей вдруг всерьёз поблазилось переженить этих двух молодых отроков – ветреного недотёпу с грустноватой неженкой. Хотя она понимала, что Жорику как шморику нужна сильная бабья рука с беспощадным сердцем, чтобы держать его в рамках деревенских приличий – а Ленка слишком ласковая, будто месячная тёлочка, и блудливый лицемерный мужик легко обведёт её вокруг своего пальца.

Ну, а если?.. ведь осталась же в Жорике совесть, не могла она напрочь излиться вместе с переваренной самогонкой.

– Ооой, да ну, тётка Вера. Я с ней встречался в компаниях – она какая-то небойкая, скромная.

Верочка от обиды возмутилась: – А тебе нужно, чтобы она, задрав юбку, танцевала на столе?! Мне рассказывали, чем вы занимаетесь на своих вечорках, охламоны! Может, из таких девок ты хочешь жену найти?

Обидно тётке стало не из-за этой Ленки – жена из неё и вправду не ахти, слабенькая; а просто явое пренебрежение Жорика сватуемой ему девкой казалось тётке небрежением ею самой – как будто ходил он сюда, улыбался да угощался, а сам держал каменюку за пазухой.

– Чего ты сердишься?

Жорик не ожидал от тётки такой нападки; ведь всегда меж ними были ровные отношения, деревенские сплетни да прибаутки, и даже частенько она прижимала его чёрную голову к своим большим сиськам, словно лаская родного сына. А он иногда заявлял ей на это: – ах, тётка Верка, будь ты чуточку помоложе, я бы тебя тогда… – Она, конечно, сразу нарочито вылупляла глаза, потом они вместе расхохатывались друг над другом; но тёрпкая сладость недоговорённостей оставляла свой вязкий привкус после каждой такой беседы – и Жорик будто всё прочнее привязывался, присипал к этому дому и к его фривольной хозяйке. Он в самом деле жалел, что она так стара – вот уж в кого ему можно б навеки влюбиться.

– Сержусь, потому что болею за тебя как за сына.

Верочка вместо – люблю – сказала – болею; и тут же опустила голову, вроде бы к лежащему у ног псу. Она и так уже слишком пристрадалась к этому молодому охламону – негоже его каждый раз поверять своей материнской любовью, а то обнаглеет. Ей очень не хотелось, чтобы он когда-нибудь женился на чужую сторону, и поэтому она предлагала ему своих знакомых девчат – чтоб если жили, то рядом, а хоть даже и в её доме.

– Если в самом деле болеешь, литровочку дай, а?

– Ох, Юрик – как хитро вы, мужики, пользуетесь нашей бабьей мягкотелостью. – Тётка вздохнула.

Он радостно засмеялся, сразу поняв что отказа не будет. – А я тебе сальца принёс, – и развернул на виду свой свёрток.

– Да оставь его себе. Мне тут всего хватает, а у тебя в хате, небось, шаром покати. Мыши-то хоть живут ещё, не подохли от голода?

– Оооо! да у меня и ласточки под стрехой, и ещё кобелёк какой-то прибился.

– Ну вот, – теперь уже Верочка весело хмыкнула. – Начинаешь хозяйством обзаводиться – значит, скоро и о семье возмечтаешь.

Они поглядели друг на друга с родственной нежностью: тётке с ним было светло как у самоварного краника, когда блестящий пузан отражает в своём серебре её подбелевшую шевелюру и уточкой нос; а Жорику у неё тепло да уютно как на могилке у матери, когда он засыпает там в зелёных цветах поддатый да слёзный.

– Сейчас принесу.

Верочка нетрудно встала с завалинки, ещё имея в теле зрелую силу, и потрепав молодца по загривку словно доброго пса, ушла в дом.

Её не было минут десять, а то и пятнадцать – Жорик успел и наиграться, и наболтаться с тёткиным кобельком, имея душевную привязанность к собакам и к их языку – но зато она вынесла вместе с бутылкой миску солёных огурцов, отварную картошку да зелёный лучок.

– Юрочка, ты уж, пожалуйста, завязывай сам с этим делом. А то я хоть и люблю тебя, но от водки спасти не смогу. Не ходи к дружкам – выпей немного, да отдохни дома.

– Обещаю, мам Вер! Честное слово! – счастливо крикнул ей Жорик уже от калитки, предполагая сначала в своём сердце, а потом в организме чудесный день.

Ну конечно, он чуточку обманул свою крёстную мамку – ну конечно же, выпил с друзьями-с подружками.

Возвращаясь с вечорки не тёмным, а светлым вечером – когда солнце ещё только садилось к закату, не взбив хорошенько себе перину и не уложив в подголовье мягкую подушку – Жорик радовался жизни и миру, благодаря их за приятный день, за добрых людей и общение с весёлыми дружками. У него всегда бывало такое настроение, если всё на душе в меру, если организмом не выпито лишнего, а какая-нибудь нескладуха иль даже драка между товарищами подавлена в самом зародыше метким да острым словцом. И это словцо сегодня его: он просто приложил указательные пальцы ко лбу и замычал драчунам: – А ну-ка, быки колхозные, запыряйте друг дружку рогами! – и все весело расхохотались, даже те самые два драчуна. Потом он смешливо рассказал скабрёзный анекдот о том, как деревенский кузнец кодировал одного алкаша от запоев – и хоть эта история была довольно стара, но к тому времени мужики и девчата уже в меру подвыпили, и смеялись не шутке, а радостям дружбы.