Борис Целавин - Дорога из АДа

Никаких признаков товаров в магазине не было. На прилавке лежала только пышная грудь продавщицы, над которой мутнело ее заспанное лицо. «Вот её она, наверное, и продает, – решил я, но всё же спросил. – Добрый день, а где у вас тут продукты?» Нехотя посмотрев на меня ничего не выражающим взглядом, продавщица сказала:

– Молоко кончилось, что я вам корова что ли?

– А когда будет?

– Послезавтра.

– А завтра?

– А завтра мясной день.

От осознания верности своей догадки у меня зашевелились волосы, я пулей вылетел из магазина. Ну его, базарный день подожду.

Тут же, сбоку от магазина, я заметил стенд – это было что-то вроде местного органа печати. Сверху крупными буквами было написано: « Ночной трудень», внизу поменьше, видимо, девиз:

«Каждый раз идём на бой

Мы со снегом всей гурьбой.

Соберём своим скребком

Мы весь снег в единый ком!»

Дальше было несколько мало вразумительных заметок. В них трудней из снегоробов призывали улучшать и повышать. А продавщице «Мяса-Молока» объявлялась благодарность от всего народа за ударный труд. В самом конце сообщалось о том, что сегодня в 20:00 на Праздной площади будут танцы. «Вот и пообщаюсь с местным населением», – отгоняя некстати всплывающий образ капитана Кука, подумал я.

Время до восьми оставалось прилично, поэтому я решил пойти вздремнуть в экскаватор, который мысленно уже называл своим. Погода была нежаркой, народу по-прежнему не было видно, так что моему сну, кажется, ни что не угрожало…

«Креститься надо, когда кажется», – подумал я минут через десять, когда проснулся от скрипа открывающейся на ржавых петлях двери экскаватора. К моему изумлению из двери на меня глядело то же симпатичное девичье лицо, что и возле трубы при моем появлении в Козявино. – Она что шефство надо мной взяла?

– Аглая! – сделав на ступеньке некое подобие реверанса, сказала девушка.

«Облаял? – Могла я? – Нагая? – Я честно не дослышал и не совсем проснулся, поэтому не очень вежливо уточнил – Чего лая!»

– Агротехническая Лаборатория, – Аглая, – не смутившись, ответила девушка.

– Ага – Максим, и меня ещё не расшифровали, можете заняться – включился в игру я.

– Ну, это мы быстро, – Максимально Симпатичный. – Подойдёт?

– Прямо в точку, примерно так и думал, почему мне раньше никто не говорил? Надеюсь, Вы действительно так считаете?

– Ну, считаю я не очень, я же агротехническая, а танцую, говорят, хорошо – пришла Вас пригласить.

– За что такая честь?

– Здравствуйте, Козявино разве не помните?

– Помню. Вас, пожалуй, забудешь.

– Кому чего с лопастей упало, то, стало быть, его и есть.

– Интересно. Что же вы убежали, меня бросили.

– Испугалась, такое ещё никогда не падало, а вернулась, вас нет. Хорошо Дядя Коля рассказал, куда вас отправил, тут-то я сразу нашла. – Пойдёте? – как-то уж слишком утвердительно спросила она.

– Прямо сейчас? Я собирался, но думал посплю пару часов.

– Не успеете. Еще познакомиться надо.

– С мамой, что ли? – я несколько напрягся.

– Зачем с мамой, со мной, – Она поднялась в кабину и решительно захлопнула снова скрипнувшую на ржавых петлях дверь.

«Вот это гостеприимство», – успело пронестись в голове прежде, чем вихрь – «аглая-моглая-нагая-леглая…», затянул меня вместе с сознанием в какую-то воронку, немного напоминавшую мой спуск по «водяной горке», но гораздо более приятный и впечатляющий…

– Здравствуйте, Козявино, – сказал я через неопределенный промежуток времени, когда, вылетев из воронки, уткнулся на этот раз губами в такой родной уже влажный висок. – У вас всех так встречают?

– Не знаю, до этого люди не прилетали.

– А что прилетало?

– Ну, вещи всякие, приборы, в базарный день еда.

Слова, не достигая сознания, хороводом кружились в тёплом сиянии закатного солнца. Я казался себе какой-то мухой в янтаре, из которого уже миллион лет не хотелось выбираться…

Когда я очнулся, выяснилось, что вечное блаженство длилось ровно столько, сколько было необходимо, чтобы успеть на танцы вовремя. Ещё издали, хотя это плохо применимое к Козявину понятие, я увидел, как несколько человек развешивают на паутине верёвок, тянущихся высоко над площадью, уже горящие разноцветные лампочки. Судя по тому, как быстро продвигалась работа, делали они это достаточно часто. Глаша, как я теперь ее ласково называл, с рассеянной улыбкой смотрела куда-то внутрь, и я не решился ее отвлекать. По мере приближения отчетливей стала различаться одежда, точнее, стало видно, что она практически не различается. Серые костюмы и белые платья в синий горошек.