Взять навскидку любой нынешний фильм. Хотя бы это убожество – «Содержанок» Богомолова. Кто герой настоящего времени? Олигарх, продюсер, депутат, бандит.
От одной только Дарьи Мороз мороз по коже. От её деревянной улыбки, от укладки а-ля дятел, от голоса, прошитого стальным люрексом, от какой-то медвежьей невыразительности. И это – лицо современного кино? Сравним с Марианной Вертинской или даже с девушкой-кондуктором в трамвае…
Но Шпаликов был молод, учился во ВГИКе, влюблялся, писал стихи. Поэтому фильм «Я шагаю по Москве» такой светлый и лучащийся, словно добрая улыбка. Простая до умопомрачения история! Почти ничего не происходит, два парня и девушка просто слоняются по городу… Но как хорошо им, и всё ещё у них впереди. И жизнь не сложная штука, как песня, которую написал Шпаликов за десять минут на коленке, слегка переделав свои же строки:
А я иду, шагаю по Москве…
Они стали гимном послевоенного поколения, которому – из военного кошмара – вдруг так захотелось тепла и света, что оно озарило своим творчеством не одну эпоху. Как уж смолгло.
Нет этого поколения, нет Шпаликова, а свет погасшей звезды продолжает светить и согревать сердца тех, кто верит во всё хорошее.
В «Долгую счастливую жизнь» . Ещё один трогательный и нежный фильм, словно нарисованный пастелью. И улыбка Кирилла Лаврова – как манифест. И ещё – непоправимо красивая Инна Гулая…
Теперь напротив ВГИКа установлен памятник: Шукшин, Тарковский, Шпаликов – в бронзе, чтобы помнили:
Всё прощание – в одиночку,
Напоследок – не верещать.
Завещаю вам только дочку —
Больше нечего завещать…
У каждого поколения двадцатилетних должен быть, вероятно, свой идеал. И если идеала нет в настоящем, мы ищем его в прошлом.
Поэтому Шпаликов – вечен.
Максим Горький
как принцип удовольствия
Это сегодня слово «писатель» звучит горько. А были времена, когда писатель был действительно властителем дум. Причём, властителя дум, как сейчас, не назначали сверху.
Итак, Максим Горький!
О нём сложены легенды, напоминающие по своему ложно-классическому пафосу «Песню о соколе»:
«Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету! „Безумству храбрых поём мы песню!..“».
Даже смерть «великого кормчего советской литературы» долгое время служила предметом спекуляций для многочисленной армии графоманов, которых он по неосторожности и гуманному легкомыслию наплодил в своё время (об этом далее).
А что уж говорить о его жизни… Она сразу стала легендой №1: пролетарский писатель .
Однако Алексей Максимович Пешков мещанского сословия. Деду Горького принадлежала красильная мастерская, а отец его был управляющим пароходной конторы.
Мещанство – средний класс, становой хребет государства. И если на трёх идеологических постулатах – православие, самодержавие, народность, – как на трёх китах, и покоилось государство, то мещанство замыкало собой эту могучую триаду.
Всю сознательную жизнь Горький боролся с мещанством:
«По вечерам у нас в доме как-то особенно… тесно и угрюмо. Все эти допотопные вещи как бы вырастают, становятся ещё крупнее, тяжелее… и, вытесняя воздух, – мешают дышать. (Стучит рукой в шкаф.) Вот этот чулан восемнадцать лет стоит на одном месте… восемнадцать лет… Говорят – жизнь быстро двигается вперёд… а вот шкафа этого она никуда не подвинула ни на вершок… Маленький я не раз разбивал себе лоб о его твердыню… и теперь он почему-то мешает мне. Дурацкая штука… Не шкаф, а какой-то символ… чёрт бы его взял!»
И в то же самое время Горький до конца дней своих жил в одном из самых изысканных барских особняков Москвы – шехтелевском особняке Рябушинского на Спиридоновке. С болезненным педантизмом неуклонно соблюдая дворянский этикет, «пролетарский писатель» любил хорошо поесть на дорогой посуде с тремя приборами и сменой блюд, мягко поспать.
Был неравнодушен, как неистовый сибарит, к прекрасному полу. Между прямыми и непрямыми наследниками Горького, на звание которых претендуют, в частности, и потомки Алмы (Полины) Кусургашевой, нынче идёт подковёрная борьба за наследство.
Яркий представитель своего сословия, зажиточного, законопослушного, пугливого, всякий раз как в России назревала смута, зачинщиком которой Горький и являлся, он отсиживался в Италии.
Читать дальше