Игорь Михайлов - Не книга имён. Классики и современники

В образе Клеопатры Блоку грезилась всё та же «Прекрасная дама». Загадочный эротический образ: однажды она повстречалась ему в паноптикуме на Невском, другой раз – во Флоренции: «В Египетском отделе Археологического музея Флоренции хранится изображение молодой девушки, написанное на папирусе. Изображение принадлежит александрийской эпохе – тип его почти греческий. Некоторые видят в нём портрет царицы Клеопатры. Если бы последнее соображение было верно, ценность потрескавшегося и лопнувшего в двух местах куска папируса должна бы, казалось, удесятериться. Я смотрю на фотографию египтянки и думаю, что это не так».

В Италии всё для Блока было не так. В Венеции ему мерещились гробы на Канале Гранде (видимо, в одном из них покоилось тельце его ребёнка Дмитрия). В Равенне – опять младенец:

И – «спящий в гробе Теодорик», которого там не было…

Но не важно: важно то, что Блок видит недоступное другим.

Он словно грезит. Вся жизнь Блока – это грёза. Питер, сумрачные каналы, туманы…. Набережная реки Пряжки, где психиатрическая больница Святого Николая Чудотворца соседствует со Школой имени Шостаковича, улицей Декабристов и причалом с изломанными суставами гигантских железных пауков из фильма ужасов, кранами, которые словно бы тщатся поднять на дыбы сей город из болотного мрака и промозглости, – как нельзя лучше подходит для этого образа жизни. Фонари, аптека, прекрасные дамы, проститутки – лишь аранжировка его снов о той прекрасной жизни, которая случится, если… Что?..

Весьма расплывчатый ответ можно найти в статьях Владимира Соловьёва о Вечной Женственности: «Для Бога Его другое (то есть вселенная) имеет от века образ совершенной Женственности, но Он хочет, чтобы этот образ был не только для Него, но чтобы он реализовался и воплотился для каждого индивидуального существа, способного с ним соединиться».

Для того чтобы воплотить мечту в жизнь, надо стать серафимом. Блок и был этаким серафимом во плоти:

Человеку написать такое не под силу…

Незабвенный Василий Львович Пушкин, как выброшенный кукушкой из гнезда птенец, сирота казанская, нелюбимый отпрыск пушкиноведов.

Но без него Пушкин не полон. А без его «Опасного соседа» не было бы «Графа Нулина», «Домика в Коломне», а возможно, и «Евгения Онегина».

Собственно, Василий Львович – вот он:

Василий Львович был известный щёголь: щегольство перешло по наследству и его племяннику.

Близкий друг Пушкина, Алексей Вульф, описывает, как однажды застал его в Михайловском за работой над «Арапом Петра Великого». Поэт был в красной шапочке и в халате, «за рабочим столом, на коем были разбросаны все принадлежности уборного столика поклонника моды».

По сути, Василий Львович и породил Александра Сергеевича. Его любвеобильность была внушена дядюшкой, и не только при помощи скандальной поэмы.