Игорь Михайлов - Не книга имён. Классики и современники

Из Харькова Аверченко был выслан генерал-губернатором Пешковым за то, что рьяно бичующий пороки писатель перешёл красную линию. Чтобы укротить этот бьющий из-под земли гейзер энергии и юмора, Пешков захотел наложить на Аверченко штраф в 500 рублей. Но денег у литератора не было: «Увидев мою непоколебимость (штраф был без замены тюремным заключением), Пешков спустил цену до 100 рублей. Я отказался…».

Вот интересно, с царским генерал-губернатором, «душителем свободы слова», можно было торговаться. А вот сейчас? Не закатают ли смельчака или нахала, который бросит вызов проворовавшемуся чиновнику, без всякой торговли сразу в асфальт?

«Мы торговались, как маклаки, и я являлся к нему чуть не десять раз. Денег ему так и не удалось выжать из меня!

Тогда он, обидевшись, сказал:

– Один из нас должен уехать из Харькова!

– Ваше превосходительство! – возразил я. – Давайте предложим харьковцам: кого они выберут?»

Выборы! В наше героическое время можно и к гадалке не ходить: понятно, выберут губернатора, даже если живёт он в медвежьей берлоге.

«…Так как в городе меня любили и даже до меня доходили смутные слухи о желании граждан увековечить мой образ постановкой памятника, то г. Пешков не захотел рисковать своей популярностью.

И я уехал…».

Он уехал, чтобы стать легендой!

Вот так и надо начинать, чтобы войти в историю или в литературу. Или сразу – в историю литературы.

В своё время, лет этак двадцать тому назад, вышла книга «Древо жизни: Толстой и Толстые».

Написал её младший внук Льва Николаевича Толстого, врач, общественный деятель и литератор Сергей Михайлович Толстой.

Сергей Михайлович вывел своего рода видовую и типическую формулу, в которой запечатлены фамильные черты. Ведь если согласиться с утверждением составителей, что «величайший гений литературы» – чуть ли не плод усилий нескольких поколений семьи Толстых, то всё равно любопытно наблюдать за тем, какие ингредиенты легли в основу образа Толстого.

По мнению французского внука, задушевность и семейственность с неизменными тётушками, дядюшками, бабушками, гувернёрами и прочим милым сердцу русского барина окружением и послужили той питательной средой, в которой вызревали из поколения в поколение все Толстые. Однако тут же (и отнюдь не особняком) располагается ещё одна из основных, но не главных родовых черт характера – «дикость». Во всей красе это наследственное качество воплотилось в двоюродном дядюшке Льва Николаевича – Фёдоре Ивановиче Толстом, прозванным по недоразумению Американцем. Хотя Крузенштерн, возглавлявший кругосветную экспедицию, и высадил бузотёрившую «молодую особу, состоящую кавалером посольства в Японию», на Алеутских островах, принадлежащих России. «Фёдор подпоил корабельного священника, и когда бедный поп спьяна завалился на палубу, он припечатал ему бороду к палубе круглой императорской печатью, которую предварительно выкрал из каюты Крузенштерна», – сия проделка, переполнившая чашу терпения адмирала, для будущих богоборческих и антигосударственных устремлений двоюродного племянника особо значима.

Другой несомненной чертой, а в этом Толстому даже не в силах отказать люто ненавидевший его Мережковский, был ум. Недаром однажды, согласно семейной легенде, Пётр I на пиру сдёрнул с прапрадеда Льва Николаевича – Петра Андреевича – парик и похлопал его по голому черепу, приговаривая: «Головушка, головушка, если бы ты не была так умна, то давно бы с телом разлучена была».

Все эти черты были присущи большинству Толстых (нынешние Толстые – не исключение), бурная жизнь которых явилась причиной появления на свет Алексея Николаевича.

И тут дикость рода Толстых проявилась в полной мере.

« – Послушай, – сказал Карло строго, – ведь я ещё не кончил тебя мастерить, а ты уже принялся баловаться… Что же дальше-то будет… А?..».

Едва будущий лауреат Сталинской премии и «красный граф» успел появиться на свет, как поползли толки о том, кто его отец. Матушка Александра Леонтьевна (дальняя родственница Тургенева) всю жизнь доказывала, что отцом Алексея Николаевича был не её официальный муж, Николай Александрович Толстой, а Алексей Аполлонович Бострой, к которому она ушла в ноябре 1881 года.

И тут нельзя не подивиться мистическим совпадениям. Известно, что Тургенев и Толстой не любили другу друга, но в лице дальнего отпрыска им пришлось-таки соединиться.