Семен Злотников - Последний апокриф

«Отделаться от яйца, к чертовой матери, – лихорадочно между тем соображал Джордж, – и позабыть про черного человека с глазами, как васильки, и заодно – про кошмар в Казино! В конце-то концов, – подумал он, – одной кровавой разборкой больше, другой…»

Тут же, впрочем, в его памяти всплыло последнее завещание покойного, при одном воспоминании о котором внутри все похолодело.

« Такое доверить первому встречному и поперечному!» – содрогнулся и возмутился Джордж, восстанавливая в памяти страшное предсмертное поручение таинственного незнакомца.

Параллельно же он, может, в тысячный раз восхитился неукротимостью и непобедимостью человечьей натуры: сам человек фактически отправлялся в последний путь – но, однако, натура его не сдавалась!

Сам Иван мог устать и смириться, отчаяться и сдаться – но натура его упрямо и до последнего вздоха сражалась за свое, вожделенное и дорогое!

«Вот, наконец-то, исчерпывающий ответ дарвинистам! – подумал вдруг Джордж, прослезясь. – Набор молекул, именуемых человеком, разумеется, конечен – и только натура бессмертна!»

По старой тюремной привычке он растроганно высморкался в рукав.

«Натура – дурра!» – еще, кстати, вспомнил он древнюю армянскую мудрость.

– …Ну-ну, поживали на свете сто пятьдесят – триста паршивых людишек, – услышал Джордж голос шофера, – и где же они?

Похоже, прыщавый таксист копал глубоко и по сути.

– На этом свете живало и поболе, чем триста – сто пятьдесят… – пробормотал Джордж, обратив внимание на новенький, черный, с розовыми разводами джип «Мерседес – ХМ», прозванный в народе за наглую продолговатость формы хреном моржовым.

Джордж резко откинулся на продавленную спинку потасканного городского такси, зажмурился и ощутил биение сердца.

За ним явно следили.

«Что делать и как быть?» – сумбурно и весело (на удивление весело и сумбурно!) пронеслось у него в мозгу.

Нечаянно Джордж почесал змеиным яйцом за макушкой, у левой заушины – и немедленно потерял представление о реальности – будто из времени выпал!

Придя же в себя, он обнаружил рядом с собой на заднем сиденье Ивана, афророссиянина – целого и невредимого.

– Звал? – спросил неожиданный гость.

– Вроде нет… – растерянно пробормотал крупье.

– Извини, – усмехнулся Иван, погрозив Джорджу пальцем, и вытек черным желе через щель в окне.

– …А теперь ты ответь, куда все девается ? – донесся до Джорджа вопрос на миллион английских фунтов.

– Ничто никуда не девается ! – уверенно ответил Джордж и протянул водителю деньги.

– А вот мне все равно интересно: где находится никуда ? – настойчиво интересовался прыщавый.

– Никуда , полагаю, находится нигде ! – усмехнулся Джордж, дружелюбно похлопав водителя по плечу, полез из машины прочь и, не озираясь и не оглядываясь, заторопился в метро…

20 …И тут же из черного джипа с затемненными окнами вылезла примитивного вида бабища с белоснежным гусем в базарной кошелке.

Размашисто перекрестившись, она вразвалку отправилась следом за Джорджем…

21 …Между тем на другом конце света, в далеком Китае, в горной провинции Тянь-Шань, на снежной вершине, овеваемой дикими ветрами, возле огромного валуна, босиком, на одной ноге, раскинув руки, стоял Иннокентий по прозвищу Ю (Иннокентий, собственно, русский аналог китайского имени Ю – так что имя и прозвище, можно сказать, совпадали!).

Другая его нога привычно покоилась на нешироких, но будто литых из крутого металла плечах.

Глаза Иннокентия были закрыты, он медитировал.

Далеко вверху сияло холодное солнце, далеко внизу, под ним – проплывали стада облаков.

Еще ниже виднелся монастырь, казавшийся игрушечным с высоты.

А еще ниже – парил одинокий орел.

На тонких, красиво изогнутых бровях медитирующего серебрилась льдинками роса, в то время как с его плеч к небу вздымался горячий пар.

В этом мире покоя, красоты и безмолвия, казалось, существовали только два живых существа – Иннокентий да горный орел…

Наконец наш герой открыл глаза и плавно опустил ногу на скользкую твердь скалы.

Все десять пальцев он собрал в кулаки и набрал в грудь разреженного воздуха; затем неторопливо выдохнул и снова вдохнул; и снова расслабил кулаки и еще крепче стиснул (хотя куда уже крепче!); после чего внимательнейшим образом примерился к гранитному валуну и со страшным воплем поразил оный лбом – отчего скальный гигант распался надвое, как спелый арбуз от быстрого и точного удара ножом.