Анастасия Ермакова - Неизбежность друг друга

– Но я могу просто не нравиться ей.

– Так понравься, Ал! Я никогда раньше не слышал от тебя подобных соплей. Может, тебе реально съездить куда-то отдохнуть? С ней, без нее – без разницы! Дружище, давай прекращай все это дерьмо, а то я всерьез за тебя испугаюсь.

Алберт улыбнулся.

– Ладно, Франк. Ты прав. Больше этого не повторится. А то меня уже самого от себя тошнит.

– Так-то лучше.

– Приходите с Мартой к нам двадцать пятого на обед. Будет Ева с кем-то из своих ухажером, Гашеки, отец. Никого лишнего.

– Заметано.

24 декабря в 10 часов вечера Алберт стоял у двери в комнату своей жены и как мальчишка не решался постучать. Он знал, что она не спит, потому что с улицы видел свет в ее окне, но вот уже пять минут переминался с ноги на ногу у двери, ругая себя за эту невесть откуда-то взявшуюся робость.

«Неужели Франк был прав…» – пронеслось у него в голове.

Наконец, совладав с собой, он пару раз легонько стукнул в дверь. Никто не отозвался, он стукнул сильнее. Снова тишина. Алберт решился дернуть ручку двери и заглянул внутрь.

Полина сидела на полу за ноутбуком спиной к двери и через наушники слушала какую-то музыку. На ней была только длинная белая футболка, и взгляд Алберта сразу приковали ее обнаженные ноги, скрещенные по-турецки. Он почувствовал нечто вроде смущения, которое быстро сменилось чувствами и мыслями ему противоположными. Он с трудом оторвал свой взгляд от коленей Полины и окликнул ее.

Встрепенувшись будто ото сна, девушка оглянулась. Против своего обыкновения, вроде бы даже не смутившись, она улыбнулась Алберту и, вынимая из ушей наушники, сказала:

– О, у меня сегодня гости! Садись, – она кивнула ему на место на полу напротив нее.

– Я не помешал? – стараясь не смотреть на ее ноги, отозвался Алберт и уселся на предложенное ему место.

Полина поймала его взгляд и как бы невзначай натянула на колени футболку. И тут только заметила, что она заляпана чернилами ручки, которой она в работе над романом постоянно делала пометки в блокноте. Она закусила губу и отодвинулась чуть дальше от Алберта, чтобы свет монитора, падающий на нее, не так сильно высвечивал эти огрехи.

– Нет, мне как раз нужно сделать паузу, – улыбнулась девушка, затягивая распущенные по плечам волосы в высокий пучок на макушке. – Пишу сегодня с раннего утра. Даже не обедала.

– И не ужинала.

Полина кивнула. Повисла пауза.

– Кажется, ты впервые за эти полгода у меня в гостях, – улыбнулась хозяйка комнаты.

– Я решил, что в Щедрый день 2 2 24 декабря или Рождественский сочельник в Чехии называют Щедрым днем. можно немного нарушить наше деловое общение.

Полина ахнула.

– Как Щедрый день? Господи, Алберт, уже двадцать четвертое?

Молодой человек, засмеявшись, кивнул.

– Я совершенно потеряла счет времени с этим романом… Боже, я думала только двадцать первое или двадцать второе… Но почему ты здесь, в Подебрадах? Ты не отмечаешь?

– Как раз хотел тебе это предложить.

На лице девушки выразилось смятение.

– Сейчас? Ехать куда-то?

– Никуда ехать не нужно. Прогуляемся?

Полина посмотрела на Алберта и вдруг поняла, что впервые, если не считать случая в бассейне, видит его одетым неформально.

– Ты в свитере! – почему-то засмеялась она и, протянув руку, коснулась мягкой шерстяной ткани, словно хотела удостовериться, что это действительно свитер.

– А ты нет, – улыбаясь прищурился Алберт.

Полина поднялась на ноги и подошла к шкафу.

– А куда мы пойдем? – спросила она, открывая дверцы и заглядывая внутрь.

– Прогуляемся до центра, посмотрим фейерверк на главной площади… Я не был там, кажется, лет пятнадцать.

– Вообще Рождество в Праге – семейный домашний праздник. Все сидят за столами и едят традиционного карпа.

Полина поежилась.

– Бр-р, не люблю речную рыбу. А ты тоже каждый год ешь карпа?

– Нет. Честно говоря, я с детства не отмечал Рождество дома. И карпа не ел с тех самых пор. Возможно, ты заметила, я довольно нетипичный чех.

– Ну по крайней мере ты не пьешь пиво. И не ешь карпа.

Через полчаса молодые люди стояли посреди пустынного городка и смеялись. В этом году власти решили не проводить фейерверк в Подебрадах, и все, кто хотел шумных гуляний, уехали в Прагу. Другие остались дома. Гуляющих было совсем немного. Полина была этому даже рада.

Враницкие медленно шли по притихшим улочкам и говорили о всяких пустяках. Дойдя до набережной, молодые люди остановились у самого парапета. Алберт поднял голову вверх и посмотрел в стылое ночное небо. Начинался снег, и первые мокрые снежинки падали ему на лицо и тут же таяли. Было тепло и сыро. Набережная была совсем безлюдна. Полина остановилась у парапета и, слегка нагнувшись, заглянула в черную воду Лабы, в которой отражался свет уличных фонарей, рисуя на ней причудливые узоры.