Глеб Селезнев - Супергероизм. Фигуры за свечой

Ублюдок бросился первым, головой вперёд, словно вместе с Желваком хотел снести и дверь за его спиной. Что ж, тем лучше. Удар пришёлся в лоб, а не в нос, как он рассчитывал, голова противника не повернулась ни вверх, ни вбок, отчего он отлетел назад с удвоенной силой, кажется, лишь оглушённый. Желвак подошёл к открытому люку в подвал.

Лицо его, при таких делах всегда искажённое тоскливой гримасой на миг скривилось до невозможности. Из ямы остро несло протухшим мясом. Дно её было обильно посыпано изувеченными трупами кошек и мелких собак, и среди них на коленях с вздернутыми вверх руками сидела почти голая, вся с ног до головы перепачканная в засохшей крови и грязи женщина, от запястий которой вверх тянулась верёвка, обмотанная вокруг железнодорожного гвоздя в полу. Желвак встретился с её отупевшими от страха глазами и хотел, было, перейти на ту сторону, чтобы для начала освободить её руки, чувствуя как тугая злость, словно изжога, всё больше подступает к горлу, как вдруг случилось неожиданное: маньяк вскочил на ноги.

Желвак резко обернулся и отпрянул от цепи, просвистевшей подле. За мгновение до того, как он увидел глаза этой мерзости, в голове его ещё были какие-то мысли, он мог бы ещё подумать о том, что можно сделать всё аккуратно, но уже в следующий миг он потерял контроль над собой. Ненависть, тоска и напряжение этого вечера перевалили через край, вырвались наружу и взорвались, словно оболочка новой звезды. Тугой звук сломавшихся рёбер, хрустнувшие, как будто вафельные, зубы, и, в конце концов, свёрнутая шея, а может даже и проломленный череп – всё это явилось итогом будто бы одного мимолётного события, настолько быстро оно произошло и для Желвака и для того, кто мог бы наблюдать за ним со стороны.

Кровь отхлынула от головы, Желвака слегка затрясло. Страх заложницы отпустил его, и по телу как обычно в таких случаях разлилась какая-то смесь облегчения с таинственной новой энергией. Ощущения, как после оргазма, если до него мучила какая-то боль, которая вмиг улетучилась.

Не сразу, но он пришёл в себя, в очередной раз вспомнив Коготовского, вечным наваждением маячившего где-то рядом. Но сейчас было не до рассуждений и самокопаний. Желвак подошёл к столу, на котором валялось какое-то барахло, он даже не заметил что именно, стряхнув всё рукой, поднял его, отнёс к подвалу а затем аккуратно спустил вниз. Спрыгнув в яму он, не мешкая, разорвал верёвки на стёртых запястьях похищенной, которая без конца дёргала ртом и шеей, как будто пытаясь всхлипнуть, и, выбравшись обратно по столу, вынес наружу. Теперь всё нужно было делать в пять раз быстрее.

Отнеся девчонку к реке, он опустил её в воду и поспешно отмыл от грязи (своей крови, как он и ожидал, на ней почти не было). При этом она постоянно дёргалась, отбивалась, и заорала даже в конце, а он, не обращая на это внимания, продолжал её вытирать с силой, затем снял с себя свою большую балахонистую куртку, накинул на её холодное тело и запахнул отвороты, как у халата. После чего подумал и напялил ей на ноги свои ботинки

– Ноги свои чувствуешь? – спросил Желвак, ставя её на землю, после того как вынес с берега.

Девушка ничего не ответила, а он и не смотрел на её лицо, пристально и настороженно оглядывая окрестности. Сотовый здесь не брал, и нужно было слегка подняться вверх от реки. Тогда он вновь схватил её, закинув на плечо, и рванул обратно в сторону города, мимо сырых, но уже сохнущих гаражей, ржавеющих куч металлолома и прочего хлама этого мало знакомого ему места. Она опять завыла, послышались даже отдельные слова, и Желваку пришлось зажать ей рукой рот – здесь уже могли услышать.

– Дежурная часть, говорите – отозвался скучающе-надменный голос в трубке.

– Срочно! Женщине плохо. Мокрая, в одной куртке. Начало улицы Павлова… Пересечение Павлова и Яровицкой. Возможно переохлаждение, потеря крови…

Теперь нужно было ещё добраться до этого пересечения – сюда пока доедут. Да и не объяснишь где… И снова короткими перебежками, с притихшей девушкой под мышкой, у которой вроде чуть-чуть стало восстанавливаться в голове.

Окраины города, здесь уже появляются машины. Пришлось спускать её на землю и говорить с ней, криво объяснять, что скорая может не подождать и уехать. Девушка, вроде, поняла какой-то всё ещё работающей частью рассудка, правда, не подав в ответ никакого знака, и он торопливо потащил её дальше, чуть ли не понёс на своём предплечье, пытаясь сделать так, чтобы со стороны выглядело, будто она двигается самостоятельно. К этому времени они уже пересеклись с парой прохожих, упёршихся хмурыми взглядами, словно фонарями, в размокшую грязь под ногами, и никто даже не поднял на них глаз, скорее сторонясь их, заметив их, видимо, ещё издали и приняв за типичную «бомжовскую» парочку, а по сближении только убедившись в догадке. Что ж, если бы кто-то решил, что они не бомжи (она почти в одной только куртке, он босиком, оба грязные, сырые и скорее всего вонючие), Желвака бы это сильно удивило.