Дмитрий Мартынов - Пробуждение. Цикл романов «Когда на Земле не осталось снега»

– Избранник духов. Как романтично.

– Так называют местного шамана Одро. Он получил свой дар от матери, дар этот проявлялся каждые 30 дней во время полнолуний. Перед ним открывались духи других шаманов, видевшие 6000 танцев Земли вокруг светила.

– Весьма нескучная биография.

– Мальчик мне и про шамана много чего интересного рассказывал. Когда Одро бьет своей колотушкой в оживающий бубен и поет песни и выкрикивает слова, которые мальчишка не стал говорить, чтобы не злить духов, он плывет в потоке времени и видит будущее, которое соприкасается с прошлым. Во время ритуала на его лице мягкая маска в виде повязки с прорезями для глаз. А низ его плаща, забитый вышивками, напоминает пестрый птичий хвост. Под нарастающую дробь бубна он кружится, выкрикивает свои слова, вызывая холодную дрожь и повиновение всех, кто находится рядом. Абиг говорил, что сам подглядывал за танцем шамана издалека и даже у него руки и ноги стали ватными, будто он потерял над ними контроль. Необычно, правда?

– Если правда, то необычно. У африканского народа всегда было особенное восприятие мира. Луна и Солнце тоже для них живые существа, если мне не изменяет память. Но я чувствую, тут что-то действительно происходит. Ты держи меня в курсе, если что узнаешь новое. Того гляди, и на статью нароем.

– Возьмешь тогда меня в соавторы. Глядишь, и интерес появится к этому месту у Большой Белой Земли, как тут ее называют. Приезжать начнут, изучать, вкладываться.

– Я совсем не против. Слушай, Мир, раз уж твой ИИ подключен ко всем серверным фермам Африки, можно воспользоваться твоим служебным положением?

– Слушаю тебя, дорогой.

– Ты помнишь закрытую программу клонирования?

– Конечно.

– Так вот, есть довольно убедительная, как по мне, версия, что она была закрыта не до конца и не для всех. Есть сведения, что именно в Африке работают секретные биолаборатории по созданию клонов для производственных целей Корпорации. Бесплатная рабочая сила, понимаешь? Мои источники упираются в этот регион, а как ты знаешь, доступ сюда ограничен цифровым куполом, разделяющим цифровое пространство между регионами. У тебя же есть визовый ключ доступа к этим цифровым фермам как у сотрудника, находящегося на территории, так ведь?

– Вижу, ты уже навел справки.

– Ну Мир, ты же всегда была за правду и за справедливость. А если это правда, представляешь, где-то используют рабский труд людей, которым даже не сказали, что они, кто они и откуда взялись. У них нет даже возможности это понять. Только бесконечная работа на Корпорацию. Разве тебе не хотелось бы узнать правду, которая всколыхнет мир? Остановит это дикое производство и сделает жизнь уже созданных клонов лучше? Ну Мир?

– Опять твои журналистские штучки, не очень их люблю, особенно когда применяешь их на мне. Но теперь уйти и оставить это без внимания я тоже не смогу. Блин, как красиво ты меня подрядил, поймал на крючок. Жалко ведь, действительно, как представлю, как эти бедные создания используются как какой-нибудь скот, так мурашки пробегают по коже. Вот и сейчас пробежали. Ладно, я поняла, сделаю что смогу.

– Спасибо, малыш, я знал, что ты мне поможешь, только не затягивай, ведь это вторая и последняя твоя виза в здешние места. Первую ты использовала, когда приезжала создавать образовательные VR-сады. И вот вторая твоя цифровая виза ушла на биорекреацию. Когда тебе уже дадут премию мира?

– Мне она не нужна. Я хочу мир, в котором мне самой будет приятно находиться. Наверное, это наследственное, – иронично подметила Мира, – вся моя семья поколениями участвовала в проектах помощи и развития регионов третьего мира. Я до сих пор наведываюсь в сады в гиперэфире, узнаю, как там мои малышки. Ты знаешь, недавно туда поступила одна девочка, Катана, нам сразу детский ИИ-омбудсмен сообщил о ее психосоматическом расстройстве. Одним из последствий этого является непереносимость кварк-полей, поэтому она не пользуется визорами и планерами. Мне интересно проводить с ней время. Но, с другой стороны, благодаря этому недугу у девочки просто удивительная память, причем практически с самого раннего детства. И таким же заболеванием страдал ее дедушка, с ровно такими же симптомами, представляешь?

– С трудом. Я не особо знаю про свою наследственность. Мое прошлое для меня закрыто дверью с большим амбарным замком и надписью «Болезнь Альгиппия», которая развилась после неудачной операции на мозге. Благодаря ей я лишен воспоминаний о части моей жизни. Я медленно теряю остатки своей памяти каждый день. ААРОН говорит, что в текущей динамике мой мозг может стать чистым листом уже через год. Так что этот последний день мая, возможно, последний день мая, который я буду помнить.