Марк Казарновский - Они и мы

Муха это видит. Страху у нее – никакого. И давай она крылышками подергивать, лапками перебирать, хоботком так и норовит моему Паучку эротический поцелуй устроить. В общем, он, мой значит, и сломался.

Ну, вы понимаете, действовать тут нужно быстро. Я сразу своему в ухо ахнула, а потом уже к Мухе подступилась. А она вдруг как заорет. Просто нечеловеческим голосом. «Мол, меня хотят погубить, убить меня хотят. Дорогие гости, подсобите, паука-злодея погубите!» В общем, Паук-де меня насилует.

Короче, Мухе я крыло одно оторвала да отпустила, а мой Паучок сразу утек. Вот как жизнь-то складывается. В общем, не виноватый он. Хоть чуть было ей не поддался.

Отпустили бы вы нас, гражданин судья, – совершенно неожиданно закончила Паучиха.

Семен ничего не успел и подумать, как на стол перед ним была положена бумага.

«Именем Российской Федерации…»

Тут Семен и проснулся. Светало. Клава спала и тяжело вздыхала. «Партия мучает», – подумал Семен и пошел бриться.

Как ни странно, этот чудовищный сон внес в душу Семена полное успокоение. Он почему-то воспринял эти сновидения вполне серьезно.

«Значит, и у них, у насекомых, все не так просто. Та же ревность. Те же персоналки.

А на партбюро все были расстроены. Семен выглядел веселым и довольным. Отпускал бестактные шутки и вообще всячески развлекался. Персоналка разваливалась на глазах и закончилась, как Клавочка и предсказывала, ничем. В общем, выстрел по воробьям. Да не совсем. Клава стала замечать, что Семен ее немного сбрендил. В том смысле, что не дает вплоть до физического насилия смести паутину и гонять вообще насекомых.

Кроме мух.

Клава к врачам пока не обращалась, но стала задумываться.

Муха Моисеевна Цокотухес

Паучок (из следственного судебного дела)

Паучиха. Очень красивая

Сталина Матвеевна, дама не молодая, но и не преклонного возраста, по вечерам ложилась спать почти всегда с плохим настроением. Правда, спала хорошо, однако со сновидениями.

Не будем темнить, сразу укажем на причину этого явления, то есть плохого настроения перед сном. Да, да, вы правильно догадались. Именно – ложилась в кровать Сталина Матвеевна уже долгие годы одна.

Все как-то не случалось в ее жизни постоянного спутника. Вначале – комсомол, где Сталина держалась строго. Может быть, поэтому и была переведена в райком КПСС инструктором. Секретарь РК КПСС был человек неглупый. И на возражения некоторых четко заметил: «Пусть хоть одна из комсомола не будет б…ю».

Сталина в райкоме интрижкам не поддавалась. Хоть и заполучила отдельную квартиру в «сталинке» с хорошим обзором: с одной стороны – на мукомольный комбинат, с другой – на туберкулезную больницу. В общем, улица Гастелло.

Да, было у нее в один из периодов партийной биографии увлечение товарищем из НИИ. Семен Семенович звали. И ей по-настоящему было хорошо. Хотя Семен испытания не выдержал, уехал в свой Израиль и затем уже из США писал ей грустные письма. Просился. Но Сталина была дама твердая и прагматичная. И отвечала в письменной же форме четко и недвусмысленно. Что, мол, там – ты хочешь сюда. А здесь – будешь рваться к своей Софочке и уже, вероятно, и к внукам. «Кому это, может, и нужно, но не мне», – констатировала Сталина свои выводы.

Тем более что теперь, в постперестроечный период, неожиданно стала она бизнес-леди. И из маленького ООО незаметно как-то выросло большое предприятие «Сталпрестиж». По торговле парфюмерией. Вином. Сырами. И прочими колониальными товарами, преимущественно французского производства.

Почему французского – Сталина Матвеевна объяснить не могла. Вроде бы даже тяги у нее к этой части Европы не было. Но вот так получилось.

И еще получилось у одинокой Сталины очень много денег. А образ жизни не поменялся. Даже на работу в свой шикарный офис на Арбате она зачастую добиралась общественным транспортом. Что позволяло ей полностью чувствовать пульс столицы. В виде резкого изменения национального состава пассажиров в метро, въедливого запаха пота, чеснока и пива – и мрачности в лицах и, вероятно, и душах так называемых москвичей.