Ната Потемкина - Иммигрантские Сказки

Говоря это, Гарри уже не смотрел на птицу. Скорее, птица без взаимности смотрела на него – по крайней мере это так выглядело. Закончив трапезу, она взлетела на спинку лавочки, стоящей по другую сторону относительно коляски Гарри. Лена видела ее черный силуэт в самой темной части бордвока, на котором уже серьезно темнело в целом. Птичья фигура сидела строго за спиной Гарри, сидела так тихо и неподвижно, что издали ее можно было принять за изваяние. Но в какие-то случайные моменты она все же поворачивала голову, и тогда брайтонские, уже зажегшиеся, фонари дарили ее гордым очертаниям легкие, зеленоватые линии. Свет более близких ламп кафе иногда заставлял ее круглый глаз отсвечивать красным, но то был не страшный красный цвет. Это даже не было похоже на глаза, краснеющие при фотовспышке. Это были маленькие круглые огоньки, не внушающие ужаса. Будто птица освещает твой путь.

«Кстати, видел фотографию этой девочки, Дайна показывала мне ее давным-давно, мы только познакомились. А познакомились совсем просто, слово за слово, где-то я там курил, на скамейке, а у нее была кружка-термос, она потягивала оттуда что-то, такая стройная… Она просто улыбнулась мне, без задней мысли, я был с кольцом, я специально выпятил тогда это свое кольцо, чтобы она увидела, но она говорила, что вовсе и не думала кольцо это с меня когда-нибудь снять, просто я ей показался хорошим человеком, и она мне улыбнулась. Кстати сказать, она действительно никогда не пыталась снять кольцо. Так вот, девчонка на фото была не такая красивая, как мать, это жестоко, но я это скажу. Хорошенькая, но не в мать. Инесс ее звали. И она-то вот как раз и была блондинкой. Как большинство латышей. Не знаю, может быть и красила волосы. Или пошла в отца-блондина. Все равно, я видел ее только один раз. На том фото. Потом это фото… потерялось.

Здесь, в Америке, они никогда вместе не жили. Дайна рассказывала, что так, в сущности, и было задумано. Когда ее бывший, первый муж засобирался сюда, дочь захотела рвануть за ним. Но у него уже была новая семья, и она надеялась, конечно, что они ее примут, но все пошло не как планировали. Инесс не смогла там жить, начнем с этого. И она была еще юной, только школу закончила. Понятно, что ни один закон не позволил бы выселить несовершеннолетнего ребенка, – а ей восемнадцать, что ли, или даже девятнадцать было, но не двадцать один. Однако сам этот ребенок, насмотревшись чего-то такого в новой семье отца, отказался это в дальнейшем видеть.

И она позвонила маме. Дайна в тот момент переехала в Россию, получила российский паспорт, она всегда говорила «я – неправильная латышка, правильные латыши – блондины и едут в Англию, а я – брюнетка и отправилась в Россию», но суть не в этом, а в том, что у нее не было латышского паспорта, то ли отказалась от него, то ли отобрали, все это старая история, старая, а потому мутная. Инесс попросила Дайну приехать и помочь ей поступить в колледж. Инесс хорошо училась, знала английский, она раньше, еще там, дома, училась в специализированной английской школе, результаты были завидные, и рисовать она любила. Дайна получила визу и загранпаспорт, прилетела сюда, в Нью-Йорк, и попросила Инесс оформить ей документы, разрешение на работу, вид на жительство. За это она не бросит дочь, то есть, она ее и так и эдак не бросит, она любила ее (Гарри замолчал, раздумывая, как это оформить) сильнее всех, больше, чем любят детей, сильнее, чем некоторые любят богов. Собирая свой единственный чемодан, она так рвалась к ней, так хотела ее увидеть, что взяла только загранпаспорт с визой, а внутренний российский – забыла. Она поняла это лишь в аэропорту, но не расстроилась тогда, решив, что ей, в случае чего, пришлют, отчего же нет. Да и зачем ей здесь российский внутренний паспорт?

Инесс поступила в колледж с хорошим кр э дитом, Дайне пришлось оплачивать только часть. Жить Инесс захотела одна, Дайна нашла ей комнату в Бей Ридж, тогда и цены были другие, и Бей Ридж был другим. Инесс решила стать преподавателем живописи, арт-терапевтом, много денег этим и тогда было не заработать, но она рвалась, по крайней мере так это выглядело со стороны, со стороны Дайны, то есть. Дайна видела то, что хотела видеть, она смотрела на нее с восхищением, боже, как она говорила о ней тогда! С ним же, с восхищением, самозабвенно оплачивала ее комнату в Бей Ридж и даже приезжала раз в неделю наводить там порядок. Документы Инесс, вроде, начала делать, они пошли к адвокату, началось оформление воссоединения семьи, Дайна всего пару месяцев была без разрешения на работу, затем получила и его. Пошла убирать в квартирах, в частных домах, это было неплохо по деньгам, она хохотала тогда здесь, на Брайтоне, сравнивая свою зарплату там, инженером пищевой промышленности в Риге, или где-то потом в России, с гонораром клининг-леди. Она была презентабельная клининг-леди, худенькая такая, подвижная, смуглая, волосы развевались на ветру. У нее были фартук, перчатки, заколки и шапочка с резинкой, тележка со всем необходимым, я видел ее как-то, когда она ходила убирать к кому-то тут, на Брайтоне. Себе она тоже, конечно, сняла жилье – маленький невзрачный бейсмент неподалеку, если бы она знала, как опасно снимать здесь бейсменты, но думаю, там стоял вопрос цены, а она была одна, без семьи, любила прогулки, мало времени проводила дома, почему бы, с этой стороны, и не бейсмент?