Фил Ахмад - Ухмылка статуи свободы – 2

– Help, help, sir. One dollar, one dollar…

В ответ я отрицательно покачал головой. «Прочитав» мой красноречивый жест, багажный подносила учуял, что тут «one dollar» ему не отколется. Он вовсе не расстроился из-за недополученного доллара – big deal! Волка ноги кормят! Пухляк молча отреагировал на отказ от и шустро покатил свою тележку дальше, чтобы, не теряя времени, продолжить охоту на очередного клиента. Я был уверен, что в душе этот хмырь обозвал меня «поцем», и, чтобы морально расквитаться, мысленно отзеркалил ему стандартной формулировкой: «да пошел ты…» Что сразу бросается в глаза каждому, кто впервые оказался в Америке – это неприкрытая долларовая лихорадка. Тотальный денежный психоз. «Здесь нет места любви, кроме любви к доллару», – сокрушался хорошо познавший Америку Федор Шаляпин. То, что певец был прав, я понял сразу же по прибытию в страну. «Акулы» бизнеса атаковали и набрасывались на людей всюду, где только возможно – носильщики в аэропорту, таксисты, лавочники, продавцы hot dogs и прочие непонятные приставучие личности, как правило, чернокожие, навязывающие прохожим товары неизвестного происхождение и весьма сомнительного качества. Ничего не поделаешь – диктат свободного рынка в условиях развитого капиталистического общества. Неоспоримый факт действительности. В мире чистогана все продается и все покупается. Абсолютно всё. То, что нельзя купить за деньги, можно купить за большие деньги. И так – по монетарной нарастающей. Америка не приемлет половинчатости и неопределенности. Ей нужна конкретика. Аморфность – не ее стиль жизни. Эта страна самодостаточна и толерантна – никого не ждет, но никого и не выгоняет. Если ты не нарушаешь установленные правила социума, разумеется. Чтобы успешно интегрироваться в общество, суровые и бескомпромиссные реалии новой жизни я был обязан принять безоговорочно. Иных вариантов, кроме, как начинать осваивать законы выживания, жизнь мне не предлагала.

взялся за гуж – не говори, что не дюж…

Houston, we have a problem

Еще в Ленинграде, созваниваясь накануне перед отлетом, мы договорились, что Аркадий встретит меня в аэропорту. Чтобы мы смогли узнать друг друга, в руках он будет держать табличку с моим именем. Я внимательно оглядел зал ожидания, но среди встречающих человека с нужной табличкой не увидел. Вот незадача! Подождал еще немного – тщетно. В опустевшем зале ожидания не было никого, даже близко похожего на встречающего человека. В голову полезли дурные мысли. Может быть, ребята запамятовали о моем прилете? Или хуже: передумали принимать гостя? С первых шагов все пошло не по сценарию. Я снова оказался один. Неприкаянный путник в чужом краю. Я впал в легкий ступор. Густой туман сомнений стал окутывать мозг и обидчиво терзать душу. Из глубины подсознания внезапно выпорхнула гадкая мыслишка: на кой хрен ты вообще сюда припёрся? Кому ты здесь нужен? Вали-ка ты обратно, парень, и прямо сейчас. Билет в кармане, аэроплан под парами – «от винта!» – и нет ничего милей родного дома. От этой мысли стало невыносимо тошно. До невозможности. До умопомрачения. До дрожи в чреслах. Все мое существо переполняла невыразимая, острая жалостью к своему неповторимому «я есмь», беспредельно несчастному и всеми покинутому. Я еще никогда в жизни не испытывал по отношению к себе такого омерзения, как в эту минуту вопиющего малодушия и трусости. Амбиции превратились в дым. Самооценка упала ниже плинтуса. Самолюбие смешалось с пылью. В памяти болезненной чередой пронеслись черно-белые кадры бесчисленных мытарств, которые мне пришлось вынести на тернистом пути к вожделенной цели. Ментальный обзор нахлынувших переживаний поверг меня в мрачное состояние безысходности и хандры. Негативные реминисценции прошлого загнали в душевный тупик. Беда…

ах, господа, дайте же мне револьверт…

а лучше цианистый калий…

в моей смерти прошу никого не винить…

Мое гнетущее состояние было сходно с тем, что почувствовал легендарный командор, когда за три дня до открытия нового континента на борту парусника «Mary qeen» вспыхнул бунт. Утомленная долгими морскими скитаниями, измотанная бешеными штормами и бурями, истощенная голодом и утратившая всякую надежду команда судна потребовала немедленного возвращения назад, в Европу. Когда возмущение и гнев матросов достигли предела, с верхотуры смотровой площадки раздались истошные крики вперед смотрящего, – «Кар-р-рамба! Зе-е-емля! Я вижу зе-е-емлю!». Провидение в образе вестового, первым заметившего берег, спасло одиозного конкистадора от стыда, презрения и бесславного следа в истории открытий человечества. В критический момент командор с достоинством выдержал удар судьбы и смог завершить экспедицию. Мой внутренний «колумб» был также раздосадован и возмущен позорным, мелким, унижающим человеческое достоинство демаршем. Но чем я хуже старика Христофора? Мы с ним одной крови – мысль взорвала мозг. Неожиданно сквозь густой туман отчаяния пробился острый лучик яркого света и чудесным образом озарил тьму, окутавшую мое депрессивное сознание. В просветленной душе победным резонансом зазвучали отголоски священной миссии человека, открывшего Америку – для меня. Бросить все в самом начале пути и наступить на горло своей мечте? Безжалостно растоптать священные порывы мятущейся души? Это было бы подло и унизительно с моей стороны. Предательство себя, любимого, было выше моих сил. Под оптимистические звуки душевного аккомпанемента сиюминутное состояние душевной слабости скоропостижно скончалось. Все дурные мысли мгновенно испарились. Ум очистился от шелухи сомнений. Я бесповоротно утвердился в мысли, что обратного пути нет, и не может быть. Никогда… Чтобы прояснить ситуацию я решил позвонить ребятам домой. Оглядевшись, достал из кошелька новенький хрустящий доллар и подошел к газетному ларьку, чтобы разменять однодолларовую купюру на «квотеры» – монеты достоинством в 25 центов. Одна такая монетка обеспечивала целую минуту телефонного разговора. За несколько секунд до завершения временного лимита в трубке раздавался комариный писк предупреждающего зуммера. Для того, чтобы продолжить общение, необходимо было опустить в щель таксофона еще один «квотер». И так, минута за минутой, квотер за квотером, пока не наговоришься. Если точнее – пока не закончатся деньги, выделенные на телефонный разговор. С легкой ностальгической грустью вспомнил отечественные телефоны-автоматы. В использовании родной техники все было просто – закинул в серое железное нутро двухкопеечный «квотер» – и общайся на здоровье, сколько душе угодно. Можно разговаривать, пока не вспотеет ухо, пока не надоест. Или пока кто-нибудь из желающих позвонить не поторопит болтуна нетерпеливым стуком «двушки» в запыленное стекло телефонной будки. Дешево и сердито. Осталось в прошлом… увы…