Валерий Осинский - Книга желаний

Мужчина недоверчиво посмотрел на автограф, знакомый по фотографиям, с чернильной кляксой вместо точки. Клякса выглядела совершенно свежей, словно ее только что шлепнули на бумагу, и это вновь вызвало у мужчины приступ скептицизма.

– И чего же желал Александр Сергеевич? – иронично спросил мужчина.

– Тут – славы! – показал пальцем торговец. – А тут – любви Натальи Гончаровой! Видите, запись на французском языке? Одно из последних желаний поэта.

– Ну, а прадед Пушкина, он что же, ничего не желал, дожив до девяноста лет?

– Записи в книге делал его брат, крещенный Алексеем, – ничуть не смущаясь ироническим тоном мужчины, ответил торговец. – Видите, между древнерусскими записями две строчки арабской вязью. Известно, что брат Ибрагима Алексей карьеры не сделал. Служил гобоистом в Преображенском полку. Женился на крепостной ссыльных князей Голицыных и последний раз упоминается в источниках в конце 1710-х. Один из исследователей книги предположил, что, зная ее силу, Алексей пожертвовал собой ради брата и ценой своей жизни выпросил ему карьеру.

– Исторический триллер! Почему же Пушкин не попросил победы на Черной речке?

– Не успел. Пока не выполнено одно желание, нельзя записывать другое.

– Ловко! За один только автограф Пушкина вам заплатят состояние!

– Я вам рассказываю только то, что рассказали мне! И не утверждаю, что это правда! А насчет – продать… Книгу нельзя продать. Тот, кто продает ее, автоматически признает себя ее прежним владельцем. Мне пояснили, что если следующий владелец книги сделал запись своей рукой, то книга будет принадлежать ему до смерти. Даже если кто-то запишет желание в книге, помимо него, время все равно вычитается из жизни ее владельца. Поэтому тот, кто её продает, продает вместе с ней свою жизнь – желания другого человека все равно записываются, так сказать, на счет владельца.

– Допустим! А кто еще владел книгой?

– Трудно сказать. Судя по почерку, последние триста лет в России книгой владели человек десять. Здесь вот кто-то просит место министра. Затем проклинает тетрадь. Можно предположить, что он заплатил за пост жизнью. Последний владелец книги просил, чтобы у его брата всё получилось. На этом запись обрывается.

– У вас есть ручка? – спросил мужчина после долгого раздумья.

– Есть. У вас появились желания? Тогда, может, все не так плохо? – торговец улыбнулся, протягивая одноразовую ручку.

Незнакомец что-то быстро набросал в тетради.

– Желаю удачи! – сказал торговец. – Вот вам моя визитка на случай, если захотите сделать заказ. Вся эта история – галиматья, конечно. Но, честно говоря, любопытная галиматья.

Мужчина распихал визитку и книгу по карманам пиджака и вдруг вспомнил:

– Послушайте, а если желание сбудется, как я узнаю, что это не совпадение? Как я узнаю, что с моего счета, то есть с моей жизни, вычли время?

– Смотрите в зеркало. Зеркало все скажет. Мне объяснили так.

Мужчина махнул на прощание торговцу, опять засунул руки в карманы брюк, зябко втянул голову в плечи и отправился к Смоленской площади, решив: на свете много чудаков.

По Садовому кольцу проносились автомобили, словно ошалев от свободы, после дневных пробок. У МИДа, на решётке вентиляции метро, обнявшись, спали два бомжа в лохмотьях. Мужчина помедлил мгновение. Достал из кармана все деньги, что у него были, – будущему покойнику деньги не нужны! – и запихнул скомканные ассигнации в карман ближнего к нему нищего, что обнял товарища сзади. Бомж беспокойно пошевелился и снова заснул. Мужчина отправился дальше.

Через подземный переход он пересек площадь вниз к набережной Москвы-реки.

Незнакомец ощущал спокойствие, какое бывает, когда важное решение принято. Он вдруг понял, что за последний час перестал бояться будущего – страх, который мучил его все месяцы без работы, отступил! – и мужчина снова распоряжался своей судьбой.

Тут незнакомец вспомнил единственный в его жизни бой. В узком ущелье БМДРы их роты едва успели развернуться в круговую оборону, как он сначала догадался, а лишь затем почувствовал, что ранен: пуля пробила легкое навылет. В ташкентском госпитале он узнал, что из роты выжили двое: он и старослужащий Стёпа Краев – из родных у того была только мать. Стёпа отстреливался, перебегая от пулемета к пулемету, пока его не накрыли минами; но подоспел десантный батальон. Ему и Степе дали по ордену Красной Звезды. На «гражданке» Стёпа крепко запил. Что стало с ним дальше, он не знал.