– Привыкай! – И гордо добавил: – у меня уже за триста.
Потом, немного погодя, приволок два значка со скрещенными молниями. Свои мне приказали перед этим во Львове перекрутить обратно на железнодорожные.
– Носи, теперь заслужил.
А случилось это в Закарпатье, куда я, только-только отслуживший полгода, был сослан за пьянку и, что любопытно, неуставные взаимоотношения.
Смешно, но это так. Если мы, одного призыва, скажем, сели попить водочки и попеть песен – это пьянка. Если водку пьют лица разного срока службы, то это уже неуставные взаимоотношения. И без разницы, кто кому наливает.
Когда я впервые познакомился с этим фактом, мне заодно пришлось познакомиться и с нашим особистом. Он разительно отличался от остальных офицеров бригады. Во-первых, он с особым шиком носил лётную форму, а во-вторых, комбриг, здороваясь с ним, первым отдавал честь и протягивал руку. С другой стороны, они оба были майорами.
После нашей недолгой беседы я на всю жизнь научился отличать сотрудников от простых смертных. Уважать и не бояться, но считаться с ними. И впоследствии, играя чекиста в спектакле, я мысленно сверял выстраиваемый образ с этим человеком. Приводить нашу беседу я не стану, ибо слов не помню, а помню только ощущения. Он, как цыганка, раскинув папку и глядя в мои чистые глаза и личное дело, поведал мне всё-всё-всё – и про дорогу дальнюю, и про дом казённый, и про прочие перспективы моего бытия. Как добрый пастор, удивлялся и сетовал, мол, что же это я, молодой боец, которого деды угнетали водкой и песнопениями, не встану на путь истинный и не очищу душу исповедью и покаянием. Ну и, естественно, тут же обещал малую епитимью и райские кущи в перспективе, если покаюсь, или адовы муки и геенну огненную в противном случае. Ад, с точки зрения его космогонической теории, находился в Закарпатье. В отличие от рая, который располагался где-то здесь, во Львове. Ну, рай не рай, но земля обетованная. Он даже позволил себе, как бы между нами, эти малые сомнения. Мол, может, и не рай, конечно, а лишь земля обетованная… Получается, я избран?
«Э-э, нет, – подумал я. – Я тебе сейчас пацанов вложу, ты меня отмажешь, а потом по любому поводу иметь будешь? Шалишь, начальничек, не такой я человек! Не тому меня десять лет в школе учили! Допустим, вот я вам сейчас всех сдам, господин штурмбанфюрер. А зачем это вам? Вы же и так подполье накрыли и всё знаете. Я уже понял, что среди нас завёлся стукач… А может, и провокатор! Так, господин ротмистр?! Я должен написать и подписаться? Может быть, ещё и кровью?!» Такой сумбур пронесся в моей голове, а вслух я сказал:
– Ну что вы, товарищ майор! Все спали, честно-честно! Честное пи… – и был низвергнут в ад.
Гремел я недолго. Ночь поездом или что-то около того. Так вот и началась моя служба в Батьеве, в отдельной гвардейской роте эксплуатации. Там было управление бригады, здесь КП [22] КП – здесь: командный пункт.
управления бригады. Там – «Чаща», здесь – «Чаща-1». Невелика, казалось бы, разница, но… Там был белый паркет, а здесь была трасса. Трасса – это почти как куваевская «Территория». Пять палаток, грибок дневального, вагончики офицеров. Под грибком никого, в палатках печки, накурено, огоньки сигарет.
– Ты, что ли, новый связист?
– Я.
В темноте, с дальней нижней койки подымается фигура и движется ко мне, на ходу выбрасывая в печку окурок, поправляя ремень и надевая пилотку.
– Идём.
Меня ведут по городку, между палаток и вагончиков, тыча пальцем в развешанные провода.
– Это дневальный, это пустой, и это пустой, это главный инженер, пустой, столовая, это к ротному, это… – и спустя десять минут такой экскурсии вдруг неожиданно: – Запомнил?
– Нет, – честно признался я.
– Да мне похрен, мне завтра на дембель, – сказал он, и я стал «специалистом по полевым кабельным линиям связи».
Как мы закорешились с Сашкой, я не помню. Ну, он, как и я, играл на гитаре и писал песни. Может быть, его песни не отличались высокой интеллектуальной нагрузкой, но были милы и мелодичны. Мне нравились.
Разбросал город
По ночным тёмным
Тротуарам огни.
Как в ночи остров,
Светлячков полный,
Вырос он на пути.
Ах, этот свет, словно тень,
На землю упал, его растоптали люди.
Этот свет не огонь,
И тёплым огнём он никогда не будет,
Этот свет.
Вообще-то он был на полгода старше меня по сроку службы, но это не помешало нормальным человеческим взаимоотношениям. Да и к тому же часть во Львове была уставная, он – водитель, а я – связист. Как говорится, делить нечего. Я возвращался с телеграфного узла, он приходил из автопарка, и мы после ужина садились в «ленкомнате» и доставали гитару. Я уже плохо помню детали, выдумывать их не хочу, а поэтому мучить ложными восторженными эпитетами не стану. Знаете, есть такие мероприятия, как рисование стенгазеты, в которых интересно участвовать, интересно вспоминать, но о которых потом скучно рассказывать. Так вот и пение песен, задушевные посиделки – из таких. Любой рассказ превращается в отчёт. Мол, классно посидели и всё такое, а рассказать, в общем-то… Как ты расскажешь песню?
Читать дальше