Надо заметить, что вообще-то молодым в бригаде жилось замечательно. Правда, понял я это только потом. Часть была, как говорили, уставная, и деды «угнетали» нас, затравленно озираясь и опасливо косясь по сторонам. Ну, так вот. Когда старослужащие сваливали, казарма подметалась и из каптёрки выволакивались две «машки». Это, если кто не знает, такие, похожие на швабры, широкие щётки с длинными ручками и чугунными утяжелителями. На паркет выдавливалась мастика, и он натирался до блеска. По большому счёту, это была работа дневальных, но, поскольку все старослужащие были заняты в «управлении», наряды по роте было суждено «тащить» молодым. Рядовым – дневальными, сержантам – дежурными по роте. До, так сказать, освобождения вакансий в связи с уходом на дембель. Стоишь, бывало, ночью на тумбочке, справа – взвод связи, слева – карданы. Справа – то и дело, тревожно и надсадно: «Чаща! Слушаю вас!» – и совсем уже истерично: «Слушаю вас, товарищ полковник!» Потом – с усердием и тревогой:
«Вызываю, товарищ полковник!» – и, уже срывая голос, на пределе связок: «Горизонт! Горизонт!! Горизонт!!!» – … далее непечатно. А потом, после паузы, вдруг светло и благостно: «Соединяю, товарищ полковник!» – и затихало, вот и отпустило его, мятежного. А слева тем временем: «Др-др-др-дру-уе-уе-уе-е-е-е-и-и-и-ы-ы…» – и далее тоже непечатно. Удивительно только, как друг другу спать не мешали.
Солдатские сны. В армии даже сны непечатные. Но, если вдуматься, они в тот момент охраняли Родину, а я охранял их сон. Хотя, по совести сказать, спать не помешала бы и боевая тревога. Наверное, именно поэтому к ней наша часть начала готовиться заранее.
Про армию никогда не напишут всю правду, чтобы не выдать военную тайну. Именно поэтому всю правду и я писать не стану. Да я её никогда и не знал, а теперь ещё и не помню. К примеру, не знаю, как в других частях, но в нашей о предстоящей внезапной проверке, учениях и боевой тревоге узнали где-то за месяц. Ну, мы-то уж точно за месяц, мы ж связисты.
Я в тот день как раз в ожидании вакансии ошивался на телеграфном узле, поскольку свою дальнейшую воинскую карьеру связывал именно с ним. Дело в том, что у меня была гражданская специальность – телеграфист. Я её себе честно вымучил в школе на УПК [13] УПК – здесь: учебно-производственный комбинат.
.
Ну так вот, мы-то эту телеграмму и приняли. И пока один клеил ленточку и оформлял документ для господ офицеров, другие уже звонили в роту и «радовали» товарищей. Может быть, именно тогда впервые у меня и возникла параллель с крепостными. Нам пришло высочайшее повеление: пойти за сарай, срезать хворостину и выпороть себя, но непременно внезапно.
Как бы там ни было, часть принялась готовиться к учениям и предстоящей тревоге. Поначалу всё складывалось как нельзя более удачно. Незадолго до означенных мероприятий к нам в бригаду передали три старых сломанных БТРа.
Можно сказать, привезли в автопарк умирать. Три стальные щербатые чушки скинули у боксов на гравий, и земля содрогнулась.
Но водилы у нас были по-хорошему наглые, грамотные и рукастые. Поменяли двигатели, перебрали трансмиссию, подчистили, подлопатили-подлатали, подкрасили, и всё заработало. Были, конечно, проблемы – то что-то в них не желало синхронизироваться, то ещё что-нибудь, но в итоге всё победили и со всем справились. Так в нашей бригаде появилась своя бронетехника. И, как всегда водится в таких случаях, когда сами восстановили, потом оживляли. Им дали имена, с ними разговаривали, водили «гулять» по парку, здоровались и хлопали при встрече по пыльным бортам. Не удивлюсь, если с ними втихаря делились конфетами из посылок или показывали фотографии девчонок и читали письма из дома. На одном поставили сверху пулемёт, на другом – радиостанцию, это был наш БТР связи, а на третий ничего не поставили. Видно, это был очень важный, штабной БТР.
Принимать работу приехал сам командир бригады гвардии майор Емельченко. Интересный, надо сказать, субъект. Майору в тридцать с небольшим получить в мирное время в управление бригаду – это, я вам скажу… для тех, кто понимает… вещь непростая. Но поговаривали, что он удачно женился, и это многое объясняло. Связисты, они такие сплетники! Пухленький и ладненький, свеженький и хрустященький, весь такой ухоженный, в форме, видимо, пошитой у хорошего портного, в фуражке «Энтерпрайз» с немыслимо задранной тульей, благоухающий парфюмом, он долго молча ходил вокруг отремонтированной техники, то сурово всматриваясь в тупую броню, то поглаживая её пальчиком. Над парком повисла гнетущая тишина, все обречённо ждали развязки. Рядом молча стояли офицеры, навытяжку молча стояли и мы, молчание росло и разбредалось, а он всё ходил и ходил кругами, словно сгонял его, как пастух стадо.
Читать дальше