Айслан Балган - Боль. Сборник рассказов

Он отличался метким, острым зрением. Отец мог за километр различить пролетающего Орла. Его хотели назвать «Остроглазый Орёл», но впервые он проявил себя на охоте во время стрельбы. Папа закрутил стрелу так, что она задела ногу оленя, и тот повалился. Он ухитряется на каждой охоте поражать в слабые места дичи. Кабана он пронзил в глаз. Бедное животное, хрюкая, описывало резкие зигзаги по местности. Отцу с компанией оставалось подойти к слепому существу и зарезать его. Благодаря ему, охота длилась не по пять часов преследования, а час. Час наблюдений, разведки и поисков слабых мест у зверя, а потом неожиданного, молниеносного нокаута.

Меня же назвали Джигаго – скунсом. До этого безымянный мальчик ничем не отличался. Проявил я себя, показав трусость к испытаниям и острое нежелание к мужской работе. Какое животное более подходило под моё описание? Скунс, конечно.

– Не отставай, – пробурчал отец.

Я промолчал. А что бы я ответил? Съязвил бы в сторону отца? Остановился вкопанным и отказался бы идти? Первый вариант не подходил ко мне: язык никак не поворачивался возразить вождю племени, да и он не заточен под каверзы. Да и за попытки умничать, подопечные вождя отколошматили бы меня, несмотря на то, что я был его сыном. Для второго варианта требуется дерзость и прыткость, коего у меня нет.

Где-то журчала речка. Я приостановился.

– Не думай даже… – пробормотал глухим голосом вождь.

– Мм… – промычал я. Хоть собственное уродливое отражение не увижу. Мне всегда казалось, что я хилый, субтильный мальчик, в то время как мои сверстники – коренастые мужланы. Их пот образовывал блеск на бронзовых, округлых мышцах. Они становились с каждым годом изящнее для женских сердец. А я, потея, лишь вызывал жалость да отвращение. Кожа да кости!

– Идём…

– Слушай, отец, – решился я.

Он остановился. Вздохнул и обернулся. В его длинных, блестящих углём волосах, как вороново крыло, проступала седина. Я видел редкие серебристые волосинки и приходил к неутешительному выводу, что виноват за это.

Когда у вождя родился сын, он ожидал от него мужественного бойца, смелого и решительного. Настоящего индейца! Но… я то ли родился в рафинированной среде экстремального комфорта, то ли не индеец вообще! Скорее первое: характер, облёкшийся в неохоту к подвигам, вынудил отца растить меня в мире, лишённом страданий и трудностей. Нет, комфорт – классная вещь! Мои сверстники пахали, охотясь пять часов за тюленем. Я же ничем не занимался и глядел в небо. Великое занятие – ничего не делать. Другие индейцы учились жизни, мужали под опекой строгих отцов. Характер можно исправить, но отец… не нашёл выхода и вырастил беспомощного Джигаго. Его вина, а не моя.

– Так ты будешь говорить или нет? – спросил он, пока я оправдывал себя.

– Так вот… да… почему ты меня упрекаешь? Просто скажи…

Из ноздрей вождя вышел тяжёлый, глубокий вздох.

– Мы можем не встретиться, Джигаго.

– Что? – я услышал в своём голосе визгливые нотки. – Ты хочешь сказать, что я не смогу вернуться?!

– Это испытание… вернуться может один, и он по праву будет считаться мужчиной.

– Чего там такого страшного?!

– А ты скоро узнаешь. Может, это к лучшему, что у меня больше не будет такого сына, как ты.

Он развернулся и продолжил путь. Я выкрикнул:

– Ты так и не договорил!

Я стоял, обескураженный словами отца. Кровь пульсировала в висках. Меня било в жар, а руки тряслись.

Плач. Когда-то я испытал невероятную боль, когда вышел из чрева матери. На ребёнка вывалилась невероятная нагрузка: сердце работала в бешеном ритме, давление шло во все стороны новорождённого организма. Я видел свет. Из уютного домика в животе матери я попал в чуждый, неприятный мир, где на каждом шагу предостерегала смерть. Началась борьба. Но почему-то я не боролся. Меня отгородили от хищника, и я отвык от страданий. Из меня выросло мягкое существо. Ха, кончай комедию, Джигаго, и догоняй отца.

Но страх оставался. Смогу ли я выбраться живым из испытания?.. Худший день в моей жизни. Страх неизведанного – самый страшный, ведь сильнее всего давит на мутнеющий рассудок. Даже монстры и демоны не сравнятся с этим.

Я упал в терновник, и её колкие шипы с болью вклинились в меня. Они резали кожу в рваные полосы. Кровь сплошным потоком шла из месива. На этом месте я не задержался и покатился. Скатывался с большого склона лесистой местности. Огромная паутина попала в лицо. Я увидел паука, выпустившего из уродливого брюха ядовитое жало. Крик, надсадный и хриплый. Рука потянулась отмахнуть тварь, но спина врезалась в ствол могучей сосны. В позвоночнике хрустнуло. В глазах потемнело. Я продолжал скатываться. Тело, скатывающееся со склона, ударялось о кучу булыжников и выступов. Паука я раздавил, но он успел укусить меня. Мой нос опух и пульсировал. Я чувствовал жгучую и саднящую боль, а дыхание вырывалось из ноздрей раскалёнными струями.

Читать дальше