Медина Мирай - Школония

Я наблюдал, как он вновь зажигает огонь и отводит его в сторону, куда мой взгляд не доставал. Тело бросило в жар, а спустя мгновение – в оцепенение. Но это происходило не от болезненных ощущений, а от их ожидания. Вся шайка с интересом наблюдала за моей реакцией, но я лежал неподвижно.

Я не понимал, чего все ждут. До тех пор, пока не запахло паленым. Мне жгли ногу. Осознав это, я запаниковал. Я абсолютно ничего не чувствовал, но начал вырываться так, будто мне собираются перерезать горло.

– Похоже, совсем ничего, – сказал один из них.

Я слышал, как они говорили еще что-то, но даже не пытался разобрать. На меня накатывали волны жара и озноба, кружилась голова. Я не мог понять причину. Не мог поверить в то, что происходит со мной.

Боже, неужели… Нет, мне не показалось!

Я чувствовал тепло чуть ниже колена. И это тепло постепенно разгоралось в нечто ужасное, что можно было назвать болью. Впервые в жизни я был счастлив ее почувствовать. Я часто задышал от волнения, радости и восторга. Громилы заметили резкую смену выражения моего лица.

На моих глазах блестели слезы счастья, а губы расплывались в немного безумной улыбке. Странно, но прямо сейчас я не хотел, чтобы мне прекращали обжигать кожу. Хотел чувствовать боль вновь и вновь. Я заплакал и уперся лбом в асфальт. Оказалось, что боль не всегда приносит несчастье.

– Кажется, он что-то чувствует, – заметил кто-то в стороне.

– Ага, смотри, плачет и улыбается. Мазохист, что ли?

Им никогда этого не понять. Они умели ходить без всяких приспособлений. Я же самостоятельно лишь ползал. Они могли бегать, а я – лишь мечтать об этом.

В тот момент я был готов расцеловать черствые руки главаря банды. Если бы не он, я никогда не узнал бы о том, что способен чувствовать свое тело. Нужно лишь пробудить его. Новая надежда зародилась во мне. Надежда встать на ноги.

Но тут жжение прекратилось. Остался лишь запах паленой плоти, от которого начинало подташнивать. Мне вспомнился отрывок из фильма, который смотрела Анита. В нем парень зажарил своего друга на костре в пустыне, чтобы съесть и не умереть с голоду. После этого его мучила тошнота. Вот такое я иногда смотрел вместо мультиков.

На лицо упало несколько холодных капель. Снова начинался дождь.

Главарь ШМИТ спрятал зажигалку и встал с колен.

– Уходим, – приказал он, развернулся и пошел к выходу из переулка.

– Что? Так быстро? – спросил кто-то из ШМИТ.

– Скучно возиться с немым пацаном, который даже не может встать на ноги. Ни криков, ни сопротивления. Странно это.

Тот, кто задал вопрос, лишь пожал плечами и направился за вожаком. Прежде чем исчезнуть за углом, они подхватили парня и выбросили его в мусорный контейнер, прикрыв пакетами.

Дождь набирал силу. Город погрузился во мглу, словно сейчас было не утро, а поздний вечер. Воздух потяжелел от влаги.

Я лежал на земле и смотрел куда-то в пустоту, потом оперся на руки и стал медленно ползти к улице. Дождевая вода смешалась с кровью на асфальте и добралась до моих рук. Из-за перенесенного ужаса я чувствовал себя полностью опустошенным. Не было ни сил, ни даже желания выбираться отсюда. Хотелось лежать на земле и плакать.

Инвалидность спасла мне жизнь. Жестокость головорезов дала понять, что с моими ногами еще не все потеряно. У медали есть обратная сторона.

За то время, пока лежал на земле, я успел полностью промокнуть. По дороге не проехала ни одна машина, по тротуару не прошел ни один человек.

Я вдруг ощутил щемящую тоску по дому. По отцу, своей комнатке, книжкам, по пригоревшей и пересоленной яичнице, кукурузному хлебу и свежему молоку. Моя жизнь ведь была не такой плохой, как я думал о ней час назад. Когда я снова все это увижу? И увижу ли вообще?

Во рту пересохло. Я перевернулся на спину. От разбивающихся на лице капель было немного щекотно, но приятно. Я приоткрыл рот, чтобы они попали на язык. Дождевая вода была очень вкусной. Необычайно вкусной в тот момент.

Глаза закрылись от усталости. Сон забирал меня в свои чертоги. Прямо под открытым небом и струями дождя. Хотелось забыться в его ласковых объятиях. Я уже не помнил, что валяюсь среди мусора, а в одном из контейнеров лежит, возможно, труп.

Я задумался, за что же того парня могла постигнуть такая участь. Что же он совершил такого, что пришлось расплачиваться жизнью? Почему он так страдал в столь юном возрасте? Почему дети, толком не познавшие эту жизнь, умирают так рано? Почему некоторые из них вообще покидают эту землю еще в младенчестве? А кто-то даже до появления на свет? Почему невинные вообще умирают?