Медина Мирай - Школония

Я кричал, но на улице не было видно людей, а если кто и слышал меня, то сам бежал подальше, ибо знал, что вмешиваться – себе дороже.

Не желая мириться со своей судьбой, я оттолкнулся от спинки кресла, подался вперед и упал. Протянутые вперед руки защитили лицо от встречи с асфальтом, но сами заныли от боли. Я до крови содрал локти, но пытался отползти от обидчиков. Преодолев всего жалкий метр, содрал еще и колени, но заметил это лишь тогда, когда предводитель «ШМИТ» схватил меня за лодыжки и потащил обратно, громко смеясь.

– Какой жалкий!

По щекам размазались слезы. Довольные лица преступников расплывались перед глазами.

Боже, за что? Что им нужно от меня? Они убьют меня как свидетеля их жестокой расправы?

Так меня протащили до самого переулка. Подбородок и губы щипало от ссадин. Запах табака, привкус собственной крови и соленых слез, широкие улыбки, смешки и вульгарные словечки доводили до дрожи. До истерики. До животного страха. В тот момент я понял, что он может убить меня даже раньше, чем преступники. Я прекратил сопротивляться и стал отсчитывать последние секунды жизни.

Один из громил катил мое инвалидное кресло.

– Ну, – протянул их главарь, – денег у него явно нет, да и кресло это не продать – рухлядь. Толь? – На его лице заиграла ухмылка.

Так называемый Толя – густо заросший громила среднего телосложения – плюнул, подхватил мое кресло и со всей силы ударил его о стену. Потом еще раз, и еще. Лязгающий звук резал уши и не прекращался до тех пор, пока от моего любимого и единственного кресла не осталась кучка покореженного металла.

Теперь мне точно от них не сбежать.

Меня прижали к земле. Один из мужчин заломил мне руки за спину и сжал их так, что кисти онемели. Я пытался двигать пальцами, чтобы восстановить кровоток, но не чувствовал ничего, кроме покалывания.

Рядом со мной лежал парень. Кажется, он не дышал. На вид ему было лет семнадцать-восемнадцать, не больше. Черт лица я не запомнил – да и разглядывать было нечего: все было все в крови, нижняя губа раздулась, глаза заплыли, нос разбит.

Я поднял полные слез глаза на главаря. Все плыло, но я все же разглядел некоторые его черты: мощные руки и грудь, обтянутые черной рубашкой, черные джинсы, сигарета, торчащая из широкого кривого рта, жесткая щетина, покрывшая чуть ли не все лицо и шею. И глаза. Большие, голубые.

Он опустился передо мной на колени, и в носу у меня защипало от сигаретной вони. Мужчина смотрел на меня с презрением, как на беспомощное насекомое, которое собирался раздавить. Я старался не поддаваться страху, все еще надеясь, что меня отпустят, но от этого взгляда надежда таяла как снег под майским солнцем. Становилось понятно, что живым мне отсюда не уйти.

Он глубоко затянулся, и я увидел, как медленно тлеет табак на кончике сигареты, разгораясь ярче. Когда от сигареты остался лишь окурок, тот вытащил его изо рта и выдохнул мне в лицо клуб смрадного дыма. Мне стало нечем дышать. Я втягивал воздух ртом и чувствовал горький привкус табака. Он стряхнул пепел мне на руку выше локтя. Кожу болезненно обожгло, и я дернулся, но хватка одного из громил лишь усилилась, и новая партия слез покатилась по моим щекам.

– Ну, чего молчишь? – спросил главарь басом.

И тут мою руку прожгла нестерпимая боль. Он затушил окурок о мою кожу. Я вырывался, пытался вжаться в асфальт, спрятаться от этой боли. Но не мог – она становилась лишь сильнее. Я ныл недолго – в следующий миг мне в лицо прилетел удар кулака. Я тут же стих. Широко раскрытыми глазами, полными недоумения, за что можно так мучить, смотрел в прищуренные глаза главаря ШМИТ.

«Если хотите убить меня, пожалуйста, убейте быстрее!»

– Ну, чего же ты молчишь? – вновь спросил предводитель.

Я хотел спрятать лицо, но тот, кто держал мои руки, грубо потянул меня за волосы и повернул обратно к главарю.

– Что будем с ним делать? – спросил кто-то рядом.

– Он ни слова не говорит, – заметил третий.

– Может, он просто немой? – спросил четвертый.

Главарь поднялся на ноги и вытащил из кармашка зажигалку и сигарету.

– Похоже, он не умеет не только ходить, но и говорить, – наконец сказал он. Взял сигарету в губы, щелкнул зажигалкой и собрался подкурить. Но вдруг остановился. – Да, поимел от жизни все. Интересно… А ноги у него что-нибудь чувствуют?

Остальная троица переглянулась. Их лица расплылись в улыбках. Главарь вновь присел рядом со мной.

– Ты ведь понимаешь, что незачем оставлять тебя в живых. Хотя… – Главарь задумался. – Раз ты не можешь говорить и даже ходить, то опасности никакой не представляешь. – Он вытащил сигарету изо рта и спрятал ее в кармане, но не убрал зажигалку. – Знаешь, мы тебя отпустим, но для начала немного разомнемся. А потом ползи себе домой.