Пётр Иголкин - Химически чистое искусство

Подошедший врач, как только Даню погрузили на носилках через заднюю дверь, спрашивает:

– Не хотите позвонить кому-нибудь? Родственникам, друзьям?

Я качаю головой и почему-то не осмелилась что-либо сказать ему.

Звонить действительно нет желания. Особенно родственникам. Я предпочла бы быть одной настолько долго, насколько это возможно. Но не больше.

– Простите, – добавляет он после, – но вам придётся поехать с нами. Свободных машин пока нет. Но для вас будет не слишком много места. Потерпите?

Я киваю. Ещё не такое вытерплю.

Что я сразу не приметила: приехавшие на вызов люди спокойны и милы. В халатах они смотрятся одинаково, но, уверена, они совсем разные и не только на вид.

Тот же врач, что вправлял мне руку, подхватывает меня, с болью где-только-можно я ковыляю до машины скорой помощи, которая оборудована как реанимация. С собой я, разумеется, беру картину, камеру и полароид. Как только я захожу в салон, мне бросается в глаза Даня. Хоть моё тело в ушибах, кровоподтёках и синяках, и, возможно, я получила дюжину переломов, но мне страшно и больно смотреть на него. Я думаю, что вновь расплачусь: перевязанная голова даже под слоями бинта казалась гротескно опухшей, обильные гематомы по всем рукам, порванная одежда… Голову я отвожу с сумасшедшей скоростью, что аж позвонки хрустят, но в глазах долго стоит искалеченное тело.

Меня кладут рядышком с ним на места для сидения, где очень узко. Благо, я не самая полная девушка.

Последнее, что я вижу в заднее стекло перед тем, как мы начинаем ехать, – кота, который продолжает лежать так же неподвижно, как и лежал. Рыжий мешочек несчастья. Я отчётливо вижу его силуэт, даже когда фельдшер заходит в кабину и закрывает заднюю дверь.

Сиденья тут жёсткие, даже слишком. Полезно для осанки. Но разве сейчас время быть оптимисткой и искать плюсы? Лежать больно и, как бы я ни хотела вздремнуть, этого сделать не получится. Теперь-то я понимаю, почему говорят: «Скорая помощь никогда не спит». С такой шальной ездой даже моргать страшно: машину трясёт на каждой кочке, трещинке, выбоине, борозде асфальта, словно автомобиль вслепую выискивает путь на дороге, для этого ощупывая все, что попадается под колеса. Мы мчим. На светофорах водитель включает мигалку с сигналом, чтобы не терять времени на остановки.

Я осматриваюсь вокруг себя, чаще всего заглядываясь на Даню. Он выглядит точь-в-точь так, будто сейчас очнётся, придёт в сознание и что-нибудь скажет. Салон кажется достаточно просторным и удобным; повсюду блестят приборы и инструменты, в раскрытых медсумках лежат бинты, бутылочки со спиртом, лекарства и ампулы для уколов, в полочках рядом с Даней гремят склянки с жидкостями. Врачи расположились ближе к водителю. Один сидит на пассажирском сидении рядом с водителем, двое других – за ними, лицами к нам с Даней.

Стоит молчание. Только водитель раздражённо реагирует на всякое действие машин, ограничиваясь цоканьем и безмолвными указаниями рукой, как бы желая сказать: «Вы поглядите на него!». Я смотрю на это, как человек-паук, вверх тормашками.

Я все же не начинаю разговор, хоть и сгораю от желания поговорить. Но и они помалкивают, по-видимому, смущаются моего присутствия рядом, потому я решаю, склонив голову в сторону Дани, притвориться, будто уснула. Пусть это выглядит бы наигранно и нелепо, попробовать стоило, в детстве же прокатывало.

Проходит совсем немного времени, как молчание нарушает один из врачей.

– Нет, Митяй, я долго так не выдержу, – говорит он, – не понимаю, как ты только тут десять лет пашешь?

– Да я-то ещё что… – грубым, низким голосом отвечает тот. – Ты вспомни, кто у нас в отделении ходит; и держи в уме, что они вдобавок на дежурстве стоят. Вот там совсем с ума сойдёшь!

– Эй, мужики! – вмешивается третий голос, похоже, водителя. – Я же говорил, что сейчас «стрельнёт».

Ему отвечают:

– Да, это опыт уже! Как по мне, чуйка навроде твоей появляется на третьем-четвёртом году работы. Втягиваешься потихоньку.

– Помаленьку, ага.

– Нет, ребят, я серьёзно! Как тут можно работать вообще, это же сущий кошмар!

– У-У-У-У-у, – все гудят разом в ответ.

– Звоночек!

А потом один из них выдаёт, как я поняла, чуть ли не самый дельный совет для такой работы:

– Если тебе уже на первом году начинает такое в голову приходить – это повод серьёзно подумать, стоит ли продолжать дальше. Ты спишь как?

– В последнее время все хуже. Но и прошлая неделя была жуть какая, ты вспомни!