Яков Сычиков: Хлеб для черных голубей

***

Встретился со знакомым. Сидим на лавке два обречённых сектанта. «Всё сам?» – спрашивает меня он, по-детски поджимая нижнюю губу, подразумевая в этом в вопросе другой: неужели не хочешь отдать себя Богу? «Всё сам», – отвечаю, нарочито вздыхая. «Бог ведь отдал меня», – говорю про себя, но не вслух. Так и сидим. Помедитировав, он достал хитрую книгу и ухмыляется чему-то в ней. Не стану его тревожить. Лучше уж так.

***

Если человек в метро садиться и локти ставит на колени, а в ладони усаживает распухшее лицо или просто вешает голову, то этот человек, вероятно, пьян или просто чем-то расстроен, но скорее – первое.

Если человек в метро лёг поспать на пол, то, вероятно, он пьян вусмерть, но возможно у него и приступ сердечный. Впрочем, это можно определить по внешнему виду, достаточно окинуть беглым взглядом его одежонку, чтоб всё понять; но можно и, припав на колени, заглянуть ему в глаза и даже послушать дыхание или пощупать пульс, чтоб точно убедиться. Но этикетом дозволяется не делать ничего, в случае если человек добровольно или в силу каких-то жизненных невзгод лёг на пол, ибо это случиться может с каждым, а значит наше поведение оправданно. Не требуем же мы принять смерть вдове, оставшейся без мужа, как это было в древности. Вот это то самое, что и отличает нас от животных и предков. Да здравствует цивилизация! Панки хой! Наплюйте в лицо павшему наземь войну!

***

На той планете, где я родился, победили женщины. С одной стороны, это повод напиться и немедленно прервать своё существование, с другой – какое мне дело до их победы, ведь я родился, а значит, одним своим существованием я должен подчёркивать свою выточенную из боли обособленность.

***

Когда стоишь на краю пропасти голеньким, то очень важно сохранять серьёзность на лице и точно взвешивать слова, тошнотой подступающие к горлу, хотя из-за угла то и дело тычет кто-нибудь пальчиком: смотрите, голенький, и так и хочется запульнуть в него камнем-словом.

Из записок одного смертника.

***

В межгалактическом автобусе который день насрано. Руководитель автобусного парка на планёрке обращается к работникам ночной смены – машинным осмотрщикам: «Кто гадит, сволочи? Ведь кто-то из своих, я знаю?! Колитесь!». Вот что стоит на повестке космического дня. То же что и у нас.

***

Желание «опуститься» сродни желанию познать что-то новое. Человек ради этого становиться наркоманом, педерастом и трупом. Став одним из них очень скоро и это положение надоедает ему, но выбраться из него куда сложнее, чем попасть; в последнем случае, это не возможно.

***

Самые интересные в мире штучки – это еврейские штучки.

***

Сидит в комнатушке своей человек и ждёт, когда же и его выковыряют.

***

По рабочим делам – для закупки нужного материала – мне выдали тысячу рублей. На следующий день я принёс сдачу железом − 83 рубля; 80 из которых положил на стол тому, кто мне их выдавал, а три рубля оставил в кармане, то есть – попросту спиздил. Из принципа, сука, спиздил я эти засратые три рубля. Да-да! Не смотрите так!

***

Гляжу я на этого Владимира и думаю: вот как по средствам водки и водочки образуются все эти Вовчики и Вовики.

***

Собака лежит на асфальте, задрав лапы навстречу осеннему солнцу, не по времени раздухарившемуся вдруг, пускающему всем живым запасённые с лета ещё лучики тепла. В небе синяя прогалина, по сторонам разбросаны облака.

***

Жёлтые листья висят на деревьях как что-то разумеющееся само собой, еле трепещущие, бояться сорваться с ветром – упасть под ноги равнодушным прохожим. Жёлтые чередуются с зелёными, – эти ещё свежие – повременят упасть − свалиться на голову лысеющей земле. Редко встречаются красные.

***

Будни курьера или как возлюбить ближнего. Третья поездка за день. Выходишь из станции метро «Ленинский проспект» на улицу Орджоникидзе, и вот оно – движется в массе человечество, прёт равнодушное, злое сквозь тебя, прёт унавоженное, бескультурное, невоспитанное, отродье хамово, щёлкает зубами и плюётся. Но ты и ему рад, как и шелесту листьев. Но вот, чего-то ожидая, ты берёшь в руки газетку, и всё становиться на свои места, объясняется новая единица измерения «быдло-человек», ведь на первой странице гвоздь номера, он самый − наш главный быдломэн! Готовиться встретить шестидесятилетие! Блестят поросячьи глазки, лоснятся подтянутые тугие свиные щёчки! Рад он за нас и за себя, и мы за него рады! С днём рождения, дорогой наш, Свинопапа! И пусть хоть одна падла скажет после этого, что нет у нас демократии!