Александр Гриневский - Кыш, пернатые!

– Ну помню. Что случилось-то?

– Подожди! Послушай! В дыру в заборе, через пути, потом через Будайку и на поляну. Поняла?

– Да. Что случилось-то? Ты там живой? Избили?

Тьфу ты! Ну как ей объяснишь?

– Маша! Всё нормально, никто меня не избил. Я не могу сейчас рассказать…

– Ой, не нравится мне это. Темнишь ты. Сейчас, посуду домою и приду. Или бежать надо?

– Не спеши. Всё нормально. Только это… Пальто помнишь у меня такое черное? Сто лет не надевал. Захвати, пожалуйста. И покрывало большое какое-нибудь… которое не жалко.

– О, Господи! Что там с тобой стряслось?

– Всё нормально.

– Сейчас приду!

Уф! – я выдохнул. По крайней мере домой я сегодня попаду.

Запомнил дерево, под которым оставил телефон, потом с женой заберём, и отправился на поляну – ждать. Пока шёл, крылья разминал, привыкал к ним.

Поляна пустая – никого. Тихо. Береза, что посередине, замерла, ветвями обвисла.

А что, думаю: раз крылья есть, можно и взлететь попробовать?

Вышел из-под деревьев. Огляделся. Поднял крылья, махнул со всей дури.

Что произошло – не понял. Если и оторвался от земли, то сантиметров на десять, как подпрыгнул. Что-то не то…

Но ведь оторвался!

А если вот так?

Побежал – и крыльями вниз и от себя, за спину воздух. И вдруг – нет земли под ногами! Болтаются ноги в воздухе, а опоры нет. И воздух под крыльями стал не тугим, а податливым. Легко машется.

Лечу ведь. Коряво, низко, но лечу!

Перестал работать, раскинул крылья, спланировал к земле, пробежался и встал.

Обалдеть! Я летел!

Оглянулся назад – метров двадцать пролетел, это точно.

Всё. Хватит экспериментов. Не дай бог, кто увидит. Да и жена должна вот-вот подойти.

Отошел под деревья. Встал в тени, жду. Разрыв мозга у меня. Крылья – они, что? Теперь всё время будут? Как жить тогда? Даже подумать страшно. Не могу, не хочу в это поверить. Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Но я же летел!.. Вот только что. Я ещё могу!

Ладно… об этом дома подумаю. Надо до дома добраться.

Вот только ссать я хочу! Терпежу нет после пива. Крылья эти мудацкие – не расстегнуть штаны.

Ну, где она?

Идёт вон… Торопится.

Дождался, когда поближе подойдёт, окликнул.

Как она глянула на меня, так и замерла. Сумку клетчатую, барахлом набитую, выронила и руки ко рту прижала. Сейчас заплачет.

А мне не до переживаний – не могу терпеть больше!

– Маша! – говорю. – Всё потом! Штаны мне расстегни скорее, писать хочу – сил нет!

Подошла ближе. На крылья косится с опаской. Копается, ремень расстёгивает. Еле дождался. Ещё бы немного и всё… Отошел на два шага, отвернулся. Блаженствую.

– А теперь, – прошу, – одень меня.

Вот тут-то она и заревела. Обняла за шею, в грудь лицом уткнулась. Плечи вздрагивают. А я даже обнять её не могу. Не крыльями же?

И так мне стало нас жалко! И себя, и её. Вот напасть-то свалилась.

А она сквозь слёзы причитает:

– Как же это? Откуда они взялись? Ой, Боженьки! Больно тебе?

– Маш, – говорю, – пойдём, а? Я тебе дома всё спокойно расскажу. Не надо, чтобы меня таким видели.

Она отстранилась, слёзы вытирает.

– Да! Да! Пойдём! А может, тебе в травмпункт сразу? Или скорую вызовем?

– Маша! О чем ты? Какой травмпункт? Меня же сразу или в психушку, или в институт какой-нибудь закрытый поместят. Опыты будут ставить. Пойдём домой. Ты пальто принесла? Давай попробуем его на меня надеть, чтобы крыльев этих видно не было?

– Домой! Конечно, домой! Сейчас! – засуетилась. Присела на корточки, молнию у сумки рвет, смотрит на меня жалостливо, снизу вверх.

Пальто не подошло. Торчат крылья наружу.

Закутала меня в покрывало. Слава богу, без узоров, тёмно-зелёное, не так в глаза бросается.

И пошли мы с ней – я впереди, в покрывало обёрнутый, она сзади, с сумкой клетчатой, на плечо повешенной, – ну, чисто парочка бомжей. Смешно, а не до смеха…

Через дырку в заборе, мимо гаражей, на улицу вышли. Люди ходят. Магазин «Пятёрочка». Мы – мимо.

Я глаза не поднимаю, знаю, что пялятся. Иду, смотрю на асфальт под ногами. До дома недалеко. Лишь бы ментов не встретить.

Квартира малогабаритная. Я как в своём коконе зашел, так всю прихожую загородил.

Гляжу, у моей опять губы затряслись – сейчас начнётся. Нельзя дать ей раскиснуть.

– Давай, – говорю, – освобождай меня, режь куртку, так не снимем.

Подействовало. Туфли скинула, за ножницами метнулась.

Пока резала да стягивала с меня одежду, вроде и подуспокоилась. Носом продолжает шмыгать, но уже и перья погладила – с опаской, правда, – интересно ей.