Анатолий Давыдчик - Детство

– Толян, зырь, Генка идёт. – окрик Юрки приземляет меня. И точно, отчим, которого Юрка так и называл всегда по имени, остолбенел, увидев меня на «козле». Я же, слегка растерявшись, дал газа. Треск шум и тишина… Очнулся я уже в окружении тёток, лёжа на полу, в рассоле из маринованных кабачков.

– Живой, че ему будет. – услышал я чей-то голос и окончательно пришёл в себя. Юрка стоял чуть в стороне и безмятежно улыбался, и как оказалось было от чего. Увидев отчима, я отвлёкся и автоматически прибавил газу, поэтому деревенские бабы, стоя в очереди, весьма удивились, когда дверь в сельмаге слетела с петель и прямо в прилавок влетел мотоцикл, с двумя малолетними придурками. Наша продавщица однако отнеслась к этому абсолютно спокойно, будто мотоцикл в прилавке – это обыденное дело, она просто послала гонца до деда и, удостоверившись, что руки ноги целы, смолила беломор на крыльце. При появлении дедушки, весь курятник затих.

– Ну? – лаконично спросил дед, презрительно осматривая народ у магазина.

– Тут вот такое дело, Иван Александрович… – начал было парторг нашего совхоза дядя Вася «Пахом», но был грубо прерван.

– Рот закрой, тебя не спрашивают. Дед выискивает глазами кого-нибудь, кто бы мог внятно объяснить произошедшее.

– Знаете что, я, как парторг… – не унимается Пахом.

– Ты мне в школе надоел, все время на всех бегал жаловаться, поэтому и сейчас партейный. – усмехается дед. – Юра, иди сюда. – зовёт он брата.

Тот вкратце, как любит дед, объясняет.

– Вышли, стоит, взяли покататься, а тут Генка, газ дали, повернуть забыли, все живы. А так все хорошо.

Юрка стоял, изображая стойку смирно, и почти по уставному «ел глазами» начальство в лице деда.

– И все-таки, мы поставим вопрос… – не унимался Пахом.

Дед просто двумя пальцами ухватил его за выпирающий кадык и, глядя на хрипевшее лицо, спокойно произнёс.

– Я тебя, суку, удушу. А ставить ты даже бабу свою раком не сможешь, поэтому книжечку свою красную в жопу засунь!

Дед отпустил тело, с брезгливостью вытер руку о вымпел «передовик производства» и произнёс.

– Долго лежать то будешь? Пошли, тебе ещё с бабушкой говорить.

После этих слов он подошёл к продавщице и за минуту уладил все вопросы. Отчим вставляет дверь, делает ремонт и оплачивает разбитый товар, за то, что оставил мотоцикл без присмотра. Зная крутой нрав деда, отчим спорить не решился. И под занавес, дед купил развесных ирисок и,

насыпав нам с Юркой по целому карману, отправился с нами домой. В глазах всей деревни мы выглядели, как инопланетяне. Как так, угнали мотоцикл, разбили магазин, и вместо порки, избиения и причитаний на всю улицу, как это принято у «нормальных людей», конфеты в карманы и ничего… Даже подзатыльников. Уже подходя к дому, мы успокоились окончательно, и произошедшее выглядело не так трагично. Поэтому, когда мать попыталась меня ударить, я опешил, но суровый окрик бабушки, наблюдавшей все из окна, пресек эту попытку.

– Не сметь! Умру, делай что хочешь. Родить любая дура может, а ты воспитай! Так, теперь оба сюда, и лучше вместе с дедом, рассказывать будете. В своей комнате, среди придуманных игр, где я же и был самый-самый, я стал пытаться обдумывать всё, что видел и слышал. И помаленьку до меня стала доходить та самая, настоящая, то ли правда жизни, то ли просто неприятие всего окружающего.

Выходило, что все вокруг построено на вранье, а обидно вдвойне от того, что тебе врут твои близкие люди и ещё заставляют верить этому всему.

Не удержавшись я пошёл к бабушке. На удивление спокойно она выслушала меня и, пока дедушка с гостями курил на крыльце, спокойно ответила,

– Знаешь, внук, вранья в чистом виде нет, а есть желание людей верить. Ты понимаешь?

Я отрицательно замотал головой.

– Ладно, давай по-простому, – продолжила бабушка, – мама тебе говорит что ты самый умный, красивый и сильный, так?

Я кивнул.

– Но это для неё, для остальных ты, возможно, хлюпик, дурак и урод. Выходит, что мама врёт?

Я остолбенело молчал.

– Ни капли не врёт, – продолжала бабушка, – она говорит тебе то, что ты хочешь слышать, не более. А вот тут от тебя, внук, зависит, кто ты, так что на вранье основано всё.

– И чего делать? – выдавил я из себя.

– Да, ничего. – улыбнулась бабушка, – Просто никому и ни во что не верь, потому что, если ты поверил, ты по сути уже раб. Ты же не хочешь быть рабом? Только единственный, кому никогда не нужно врать – это себе, внук.

Тем временем дедушка, проводив гостей и войдя в комнату, словно слышав наш разговор, продолжил,