Анатолий Давыдчик - Детство

– Короче, Иван Александрович, – говорил дядя Гена, – мы с самокрутом с напарником с обхода шли, слышем выстрел, над бошкой пролетело, ну мы и присели, я остался, а самокрут побежал до котельной…

– И чего? – усмехается дед.

– У Райки, фельдширицы, сидит жопой в тазу, – продолжает отчим.

– Надо же так… Хорошо пошла, кучно, молодец внук. – удовлетворённо говорит дед, – Хорош «лизунец».

– А холостыми нельзя было, папа? – произносит появившаяся мама.

– Так я соль «лизунец» испытывал. – говорит дед, подмигивая мне. Я выскочил на улицу, меня душила злоба на все, сначала на себя, мне надо было, как пионеру герою, признаться, но что-то говорило внутри меня что это то неправильно. И вскоре я уже злился на участкового дядю Серёжу. Ведь он угрожал неприятностями самому родному и близкому мне человеку – Дедушке. Побить я его не мог, сжечь его дом я не мог (из-за его злобных собак бегающих по проволоке). Поэтому решение возникло сразу, где боевые патроны у деда я знал, где стоит ружье я тоже знал… Я мужчина и я убью его… Тем более он в райцентр уехал, затемно должен возвращаться. Ну, дядя Серёжа, я отомщу, плохо ты нашу породу знаешь, вертелось в голове. До вечера оставалось не много, ждём как говорится… Детство

До вечера оставалось не много, ждём, как говорится…

Время до нужного часа тянулось долго; я бесцельно шастал из комнаты в комнату, под насмешливые взгляды дедушки и бабушки. Наконец, все стали расходиться по комнатам, ночь брала своё, но несмотря на усталость, сон меня не брал. Внутри все кипело, детская решимость – великая сила; и вот, когда по моему мнению все должны были уснуть, я выбрался из под одеяла. Осторожно, стараясь не шуметь, я пробрался в кухню, там в углу, рядом с газовым баллоном, был люк в подпол, а там за банками и стеллажами было вожделенное царство, царство оружия, патронов, пороха, все то, что является мечтой любого нормального мальчишки. Как можно тише, я, не включая свет, нашарил металл ствола, патроны в ящике, на ощупь пару штук и на выход.

– Далеко, внук, собрался? – услышал я в темноте голос деда, от неожиданности я растерялся и… разревелся.

– Ну-ну, успокойся. -гладил меня дед по голове. – Пошли на улку. – ласково говорит он и выводит меня на крыльцо. Закурив, он выжидательно смотрит на меня.

– Я просто, я хотел, – начинаю лепетать я что-то в своё оправдание.

– Никогда, слышишь, внук, никогда, никому не обьясняй зачем ты что-то делаешь, тем более не смей оправдываться. – раздаётся позади меня тихий, уверенный голос бабушки.

– Так вы знали, вы все знали… – шепчу я, и мне становится обидно от того, что я ещё по сути маленький, и многое не могу. Бабушка присаживается рядом.

– Я горжусь тобой, ты молодец. – ошарашивает она меня. В голове каша, как так, я приготовился к самому суровому наказанию, а тут… Мне всегда импонировало то, что бабушка и дедушка всегда воспринимали меня всерьёз и обращались, как с равноправным взрослым; на все мои «почему» всегда находилось время и ни разу я не слышал привычное как от матери «тебе рано» или «уйди не мешай». Вот и сейчас бабушка, улыбаясь смотрела то на меня, то на деда.

– Если ты, Толя, решил что-то, то делай, это твоё право, но сначала нужно взвесить и решить, так ли это. – по своей учительской манере продолжает бабушка. – Помни, что рядом есть мы, мама, и как это может отразиться на нас.

Многое я, конечно, недопонимал, но впитывал, как губка, чтобы потом, спустя время, ещё раз пропустить через себя.

– Бабушка, – наконец решаюсь я задать главный вопрос последнего времени, – а почему мама говорит, что я ей всю жизнь сломал?

Бабушка вздыхает и, подбирая слова, решает все же ответить:

– Это она сама сломала, но люди всегда ищут кого-то, на кого можно свалить. Поэтому, Толик, всегда ищи причину неудач в себе. К примеру, вот ты на велике ехал и упал, поцарапал ногу, кто виноват?

– Велик, то есть цепь, она слетела. – уверенно говорю я.

– Так, – улыбается бабушка, – а почему она слетела?

– Так я натянуть забыл…

– Ну, и кто виноват?

Бабушкин вопрос ставит всё на свои места: оказывается, всё проще, чем кажется и я уже не вспоминаю то, что случилось, и начинаю сыпать вопросами. А по вопросу о сломанной жизни я уже потом нашёл ответ. Все дети сельской местности старались учиться как можно лучше, чтобы потом поступить хоть куда-то, но в городе, остаться там навсегда и забыть деревню как страшный сон; многие родители того времени помнили ещё советское крепостное право, когда паспорта хранились в сельсоветах и без справки оного даже в райцентр выехать было проблематично. Вот поэтому и бухала деревня, корчилась в муках, и как бы не идеализировали то время, было всякое… Все мои тётки и дядьки разъехались по городам, кто-то лучше устроился, кто-то хуже, но а моя мама была для всех неудачницей, а таких у нас во все времена любят, тем более баба приехала «с прицепом», то бишь со мной. И, когда я был рядом, я словно напоминал об её ошибках, и от этого… А тогда я был счастлив, рядом были бабушка и дедушка, и беззаботное детство.