Кира Бородулина - Сильные мира. Сборник рассказов

Ирина молчала. Неужели не бывает на свете счастливой любви, неужели нельзя просто быть рядом с тем, кто предназначен судьбой? Кого ни послушай, куда ни глянь – одни разбитые сердца или корыта. Поломанные жизни. Или стерпится-слюбится. Кто-то любит, а кто-то позволяет себя любить. Семьи создаются на обломках, на равнодушии, от скуки. Почему в этой сфере все так непосильно, так грустно?

– Ты мужа-то любишь? – Иришка не знала, как продолжить разговор, но чувствовала необходимость что-то сказать.

– Да. И знаешь, может именно сейчас я это наконец поняла. Закрадывается даже крамольная мысль, что не зря все так случилось. Надо было мне глаза открыть, а это порой очень больно бывает. Скучаю по нему. Просила пока не звонить и не приезжать – два дня терпел, на третий позвонил. Я говорю, еще не готова вернуться. Позвоню, как соберусь, снегом на голову не упаду, не бойся. И все никак не соберусь. А он звонит. Хорошо, что ты не бросила наше гиблое дело – мне так нужна эта работа, общение, ваше творчество! К жизни возвращает, чувствуешь себя кому-то нужной.

Иришка всегда ощущала неловкость в такие моменты: мучительно хотелось что-то сказать, ободрить, похвалить, подхватить и развить эту тему, но язык не слушался. И ведь совершенно не слукавила бы она, сказав Дине, как та нужна ей, Иришке, и как много дало ей их общение, как постыло и ненавистно это лето без их семинаров. Без Дининых рассказов, без ее улыбки и юмора. И жалко ее. Таким постыдным кажется собственное счастье и надежда на любовь…

– Влюбленность – это здорово, а любовь – это больно, – вздохнула Дина, – это самый настоящий крест, который мы и не доносим, не говоря уже о том, чтоб на нем распинаться.

Выпили еще чаю. Иришка почитала свои стихи по просьбе Дины – сама бы не заикнулась о них. И такими они показались детскими и смешными, наивными и далекими от горечи той реальной жизни, с которой Иришка столкнулась несколько минут назад. Ведь когда-то и Дина была счастливой влюбленной девушкой, посвящала стихи такому же романтичному, богемному юноше. А каким он стал теперь, интересно?

– Будет очень нагло, если я все-таки напрошусь в гости? – спросила Иришка после прочтения.

– Что ты! Сама сижу, думаю, как тебя затащить! Чайку попьем, фотки посмотрим. Я тебе покажу, какой была в твои годы, если хочешь. И обещаю больше на тебя помоев не выливать. Прости меня, ради Бога. Ужасно я перед тобой виновата. Но даже ни с кем поделиться не могу. Сор из избы не выносят, сама понимаешь. Не хочу, чтоб родители или подруги стали на него коситься, отношение изменится обязательно. Такое надо переживать одной, а это тяжело. Порой действительно важно выговориться.

Ирина еще раз заверила Дину, что никому не передаст содержание их разговора и что ей, Ирине, вполне можно доверять.

– Я надеюсь, в силу влюбленности ты особо близко к сердцу мои излияния не подпустишь, – улыбнулась Дина, – а так, жду тебя на чай и со стихами. Дай ему почитать, ты правда талант!

Шаги и голоса. Беспокойные, резкие звуки, пронизывающие сознание словно шилом. Давно Антон не бывал в больницах. А в такой ситуации – вообще никогда.

И как это могло случиться?

Больше всего в своей работе он ненавидел монтаж окон. И не зря. Маленькое ателье, всего три сотрудника. Какое же задрипанное место! И в таких люди работают, и в таких заполярьях живут. Заведующая – полноватая блондинка чуть старше его, типичная училка или библиотекарша. Девушка, принимающая заказы, видимо, выполняла функцию уборщицы. Антон чуть не выронил раму. Галя. Ведь знал, что она работает в ателье и живет в этом месте, но почему-то не сопоставил. Кивнули друг другу, а дальше общаться было некогда. Он с бригадой делал свое дело, она вывозила строительный мусор после. Такая хорошенькая и в таком уродливом халате зеленочного цвета.

Надо было отказаться от этого заказа, всем только лучше. Сейчас варил бы забор в какой-нибудь усадьбе за городом, а не ждал вердикта врачей. Хорошо, больше никто не пожаловал, не сверлил его ненавидящим взглядом, не добивал страшными словами.

Двери операционной открылись, и Антон непроизвольно встал. Тело накрыто простыней, но не с головой. Галино бледное лицо, закрытые глаза.

– Жива? – выдохнул Антон.

– Жива. Все в порядке, – отозвался врач.

Как Генка раму не удержал? И как Галя оказалась рядом, когда угол этой рамы чуть не раскроил ему, Антону, голову? Оттолкнула его, даже не крикнув, и сама подставилась. Разве он не среагировал бы? Тут же отскочил бы и ее бы спас.