Сергей Устюгов - Заветные слова

– Мамка, вставай, – тихо произнес парень.

Сказать-то сказал, а все равно внутри он уже не верил. Жутко было подходить к кровати, но он заставил себя и с трудом дотронулся до маминой руки. Холод. Что-то сжалось в груди и заныло. Хотелось завыть, разбросать все и убежать куда-нибудь…

Бама Маня испугалась парня. Чужие глаза смотрели на нее пронзительно и взросло.

Маму похоронили через два дня. Перед этим приходили два милиционера и мучили парня вопросами. Квартиру у него не забрали, кому она нужна. Она и до них была без ремонта. На парня начали оформлять документы в интернат. Все это затягивалось. Подкармливали его соседи, конечно о школе никакой речи и не шло.

Особенно страшно было ночами. Несколько раз виделась мама. Она приходила из кухни и молча стояла в дверях. Глаза ее были широко раскрыты, и она как будто в чем-то упрекала парня.

Между тем жизнь в деревне шла своим чередом. Выпустили того мужчину, что принес маму. Подержали и выпустили братьев Пенкиных, тех самых у которых пировала мама. Деревня зажила спокойно до следующего случая. Все жители давно привыкли к тому, что в деревне каждые два-три месяца кого-нибудь убивают.

Тихий снег медленно кружился в воздухе. Снежинки сталкивались друг с другом, цепляясь бахромой.

Женщина захотела пить. Она тихонько поднялась с кровати, и пошла на кухню. Она уже ставила ковшик на бак с водой, как вдруг заметила отблески огня. Через занавешенные окна был виден дом, напротив – через улицу. С двух сторон по углам поднимались языки пламени.

Пожар в деревне собирает почти половину жителей. Так и в этот раз, несмотря на глубокую ночь, возле горевшего дома стояла тол-

па женщин и встревожено говорила о пожаре.

Мужчины до прибытия пожарной машины ведрами таскали воду и с размаху бросали ее на стены. Старый деревянный дом горел хорошо. Огонь жадно облизывал почерневшие бревна, густой удушливый дым валил из разбитых окон. Скоро должна была загореться крыша и тогда начнет разлетаться с громким треском шифер.

Братья Пенкины, жившие в доме, стояли, кто, в чем и с остервенением матерились. Они успели выскочить, но из вещей, конечно, ничего не захватили. Да и вещей-то у них не было, вся деревня знала – опойки. Это в их доме «умерла» женщина, так утверждали братья, но в народе говорили другое.

Когда прибыла пожарная машина, дом горел уже со всех сторон. Пожарники быстро раскатывали пожарные рукава, торопились – могли загореться соседние дома.

Метрах в ста от пожара стоял парень. Держась за калитку, он зло приговаривал: «Получили, получили сволочи!»

Моряки на рыболовных судах, особенно на больших, всегда в рейс берут животных. Пожалуй, даже не берут, а они так и живут на судне.

Вот и на нашем траулере, современном белом красавце, жили несколько кошек и собак. Еду им обычно приносили с камбуза, да они и сами частенько навещали его. Для кошек рыболовецкий траулер это что-то вроде кошачьего рая. Многие береговые кошки только мечтают о рыбе, а здесь целый пароход насквозь пропахший рыбой.

Была у нас красавица кошка, сиамской породы. Грация гибкого тела удивительно сочеталась с ледяной независимостью ее чистых глаз. Неторопливая походка, изысканные манеры все говорило о ее знатном происхождении. К ней нельзя было просто подойти и погладить. Проявлять ласку в отношении себя она позволяла только избранным, и уж число их, конечно, было невелико.

Обедая в столовой, мы невольно поворачивались в сторону по-королевски вышагивающей кошечки. Она, чувствуя взгляды, высоко поднимала голову и гордо шествовала мимо нас. В конце прохода она милостиво оглядывалась и снисходительно благодарила за внимание.

Жил еще у нас на пароходе кот Филимон. Ребята часто пели: « Филимон, Филимон алых роз». Модная песня тогда была. Так вот Филимон на песню совсем не обижался. Рыжей масти, здоровый он попал на пароход случайно. Его принесли перед самым отходом в рейс. Обкусанные уши, обгрызенный хвост выдавали в нем бывалого кота.

Сначала Филимон задал трепку беленькому пуделю, который осмелился тявкнуть на него. Потом отлупил еще одного собачонка. К маленькому черненькому котенку, жившему в каюте посудомойки, он отнесся по-джентельменски. Подошел, обнюхал его, легонько шлепнул, так что котенок перевернулся, посмотрел, не ушибся ли он, и на этом все кончилось. Соперников на этом пароходе для него не было.

Внимание Филимона, рыжего разбойника, обратилось на леди кошачьего царства. Сначала он по своей наглой привычке попробовал приударить за кошкой по-простому, по-русски, как выразились моряки. Но не тут то было. Филимон получил такой отпор, какой получал наверно впервые в своей беспутной жизни.