Девочки… Впервые чувство чего-то страшно манящего, сладкого, почти преступного испытал он в возрасте шести или семи лет, когда лежал в яхромской городской больнице. Кажется, это был один из дней молодой весны, потому что в палате царили два цвета – солнечный и белый. Солнце зашло через большие, как и всё в его детстве, окна, заполнив палату ярким теплым светом, почти не оставлявшим тени и еще больше подчеркивавшим белизну подоконников, двери, постельного белья… Чкалов разговаривал с девочкой, которая лежала у противоположной стены. Она была примерно одних лет с ним или немногим младше, болтливая и не по возрасту смышлёная. Они были одни в палате. О чем разговаривали – этого он не помнит совершенно. Но помнит, как она вдруг подняла своё одеяло и предложила:
– Хочешь потрогать? Подойди.
Улыбка её стала плутовской, в глазах играл веселый бесёнок. Смуглый живот на белой простыне казался ещё смуглее. И было то, на что нельзя смотреть, – сладкое, запретное, и от возможности увидеть это запретное он почувствовал, как незнакомая доселе истома разлилась по всему его телу. Застигнутый врасплох, испытал он на себе власть порока, о котором тогда еще не имел представления. Были раньше поцелуйчики, разговоры «про это» (собственно, что такое «это», никто из детей не представлял себе по-настоящему), разговоры коллективные, поэтому не носящие интимного характера, но чтобы так, как это произошло со смуглой девочкой, было впервые. Вот и запомнилось: белое, смуглое, почти бронзовое в лучах солнца, грешное, сладкое и вдруг необыкновенно доступное…
Кочевая жизнь семьи военного связана с частыми переездами. В памяти сохранились платформы, на которых останавливались поезда дальнего следования, атмосфера суеты, озабоченности и в то же время свободы, потому что до этого ты чувствовал себя узником поезда. Но больше всего запомнились эти стоянки ожиданием отца, который по наказу мамы выходил покупать еду. Чкалов помнит волнение, с которым он ждал его: а что если папа опоздает и не успеет сесть в отправляющийся поезд? Поезд действительно трогался, и, по мере того как набирал скорость, страх мальчика увеличивался. Удивительно, но мама при этом почему-то никогда не волновалась и всегда успокаивала: папа сядет на скорый и догонит нас. Действительно, папа всегда догонял их, но Чкалов все равно каждый раз волновался, хотя и был уверен, что тот найдёт выход из любого положения. Вот сейчас откроется дверь купе и папа явится – в запорошенной снегом шинели, большой, сильный, умный, красивый, и обязательно в руках его будет что-нибудь вкусное: лимонад, пирожки, варёные яйца, огурцы, по сезону свежие или солёные… Период жизни, когда мы верим, что наши отцы никогда не отстанут в пути и всегда придут к нам на помощь, – самый счастливый в жизни человека, пока он не повзрослеет и не станет заявлять о своих правах, уже критически оценивая возможности родителей и даже вступая с ними в конфликты. Это время уходит, и дальше молодой человек плывёт по реке жизни, надеясь лишь на себя, свободный, но лишённый этого навсегда утерянного чувства уверенности в родительской защите…
Сосед по койке – крепкий, коротко стриженный мальчик, неожиданно явился в их дом в форме суворовца. Вот уж никак не мог подумать Чкалов, что курсантом Суворовского училища, поступить в которое он мечтал, окажется его больничный знакомый. Больше всего нравилась Чкалову форма: шинель с блестящими пуговицами, шапка с кокардой, летом – чёрная фуражка с красным околышком, китель, брюки с лампасами красного цвета, красные же погоны с золочеными буквами… Только кортика не хватало. Папа познакомился с ним в поезде, разговорился и пригласил в гости. Чкалов весь день ждал этого необыкновенного мальчика, а неожиданно пришёл «обыкновенный». Они чинно сидели за круглым столом, на котором стояла ваза с апельсинами, и разговор у них не складывался, хотя в больнице они общались довольно свободно. Съев один апельсин, гость спросил: «А можно мне ещё взять?» Чкалов, зная, что этого делать нельзя (мама разрешила съесть лишь по одному апельсину, хотя для приличия поставила полную вазу), постеснялся отказать. Мама сразу заметила это и постаралась объяснить, как нужно поступать в таких случаях, но он все равно бы постеснялся, случись это вновь. Вообще, на словах всё звучит убедительно, пока ты сам не оказываешься в подобной ситуации. Наверное, в жизни мама и сама бы сделала так же.
Мама… Как они познакомились с папой, описано в рассказе «Бабушка», поэтому не будем повторяться, но хочется сказать о преданности этих двух людей друг другу – преданности, которую Чкалов наблюдал до конца их жизни. Они были единым целым, расчленить которое мог только уход из жизни кого-либо из них.
Читать дальше