Валерий Коновалов - Прѣльсть. Back to the USSR

Раз в месяц или неделю в «красном уголке» казармы, что на «пятом» этаже, показывали «кино». Народу набиралось много, и небольшое помещеньице всё было в облаках табачного дыма. Сюжеты фильмов не всегда были понятны детям, их внимание привлекали лишь отдельные эпизоды. Запомнились два фильма, один из которых – «Ч.П.» с Тихоновым. «Япошки», дождь и скрещённые пальцы нашего матроса, означавшие, что он говорит неправду на допросе. Конечно же, это сразу превратилось у них в игру: говоришь что-нибудь собеседнику, а сам пальцы скрещиваешь за спиной. «Смотри! Смотри! – кричат: – Он пальцы скрестил!» Значит, верить всему, что ты говорил и говоришь, нельзя. Во втором фильме тоже лил дождь и рассказывалось о судьбе несчастного безработного. Таковы были западные реалии в представлении советских людей того времени.

Чкалов любил копаться в ящике своего двоюродного брата Володи, сына тёти Клавы. Там было много сокровищ: жестяные банки из-под зубного порошка, где Володя хранил шурупы, лампочки для фонарика, лезвия, кусочки канифоли и олова для паяльника, красивые открытки, спички – всего не перечесть. Если взять батарейку и приставить к ней лампочку, получится фонарик. Классно: просто лампочка – и вдруг горит. Можно забраться под одеяло и освещать внутренности «пещеры». Брат сердился на него за самоуправство, а тётя Клава ругала за беспорядок, который Чкалов всегда оставлял после себя. Володя был аккуратный, и у него все вещи лежали «на своих местах», как и у тёти Клавы. У стены, окном выходившей на первую казарму, стоял стол, справа от окна – швейная машинка, а в углу, на стене, большая икона Богоматери в полный рост на бумаге в окладе. Чкалов любил брата, и ему не нравилось, что тот встречается со своей будущей женой, Валей, и поэтому у него не остаётся времени на общение с младшим. В дальнейшем общение это и вовсе прекратилось, потому что семья Чкаловых переехала в Москву, где им дали квартиру – вернее, две комнаты в коммуналке. Когда мама первый раз вошла туда, она не могла поверить, что эти огромные проходные комнаты, 20 и 16 метров, принадлежат теперь им, и, не выдержав, заплакала.

Были в жизни и огорчения, но настолько незначительные, что не могли испортить общую счастливую картину детства. Например, до сих пор помнит он, как шёл с мамой домой в обновке: на нём – рейтузы в обтяжку, такого же противного цвета (кажется, зелёного) кофточка и сандалии. Довершала весь этот позор шапочка с помпончиком. Мама нарядила его в новый костюм, который ей удалось «достать» каким-то таинственным образом «из-под полы». Она гордо шла, держа его за руку, а в глазах попадавшихся им навстречу яхромчан была почти не скрываемая зависть. Чкалов же, в этих рейтузах, кофточке и «дурацкой» шапочке, уныло брёл рядом, чувствуя себя оплеванным. Он, мальчишка, который лазает по чердакам, ловит голубей, майских жуков, дерётся с одногодками, был одет, «как девчонка». А мама? О, она была счастлива!

Большие ребята били из «духовушек» голубей и приносили домой. Когда птиц разрезали, их желудки были полны зёрен. Тётя Клава говорила, что дядя Алеша также стрелял в птиц и, наверное, поэтому Бог не уберёг его. Бабушка Мария Николаевна и тётя Клава были набожными женщинами. Чкалов очень жалел, что дядя, в честь которого был назван его средний брат, погиб. Осталась фотография, где он, красивый, атлетически сложенный юноша, стоит в группе мальчиков и девочек, занимающихся гимнастикой. Хорошо иметь старшего брата или дядю и знать, что у тебя есть защитник. Но дядя Алёша, к сожалению, погиб. Из учебки он написал два письма, которые не сохранились, потому что после кончины бабушки внуки, очевидно, не сочли нужным поинтересоваться старыми бумагами и вынесли их с остальным «хламом» на мусорку. К счастью, Чкалов, ещё при жизни тёти Клавы успел переписать одно из писем на листок ученической тетрадки. И хотя содержание этого письма полностью приводится в рассказе «Бабушка», поместим его и здесь:

«Добрый день или вечер, моя дорогая семья. Мама, Клавдия, Тася и мой любимый Вова. Шлю я вам свой горячий, пламенный командирский Привет и желаю Вам счастливо и снова зажить новой жизнью. Клава, письмо я ваше получил, за которое не знаю, как вас благодарить – столько оно мне придало жизни, что не знаю, чем это все выразить.

Клавдия, только я не знаю, мне непонятно, где находится мать, Тася и Вова, и теперь ты мне опиши точно, сколько были немцы у нас в городе и когда их выбили, какие казармы разбили, чем питались во время оккупации города и как дают продукты в настоящее время.