Виталий Штольман - Рассказы без хэппи-энда

– Завтра отнесу все в издательство, – прохрипел он.

– И пойдешь устраиваться на работу.

– Хорошо. Послезавтра.

– Завтра. Я сказала.

– Гений русского писателя разбит о быт. А кем? Родной женой. Кто бы мог подумать? Даже к Бруту меньше претензий. Спасибо, любимая!

– Мне снова взять скалку?

– На вот, лучше прочитай.

– Что это?

– «Батя» рассказ называется.

Он смотрел на меня диким взглядом, за которым скрывалась чернота, разъедавшая его изнутри. Когда-то я называл его Батей, но сейчас в нем осталась лишь оболочка, смутно напоминающая родного человека.

Сколько я его помню, он всегда бухал, а все бегали за ним и пытались спасти. Первое время ему было стыдно, затем он стал воспринимать все это как должное. Апогеем сего стало принятие рабства, лежащего на дне бутылки. Батя портил все, к чему прикасался. Он пил, когда ему было хорошо, он пил, когда было плохо. Бутылка стала ему подругой, женой и матерью одновременно. Своих-то всех он свел в могилу.

Ушла бабушка, его мать, а затем и моя. Я ненавидел его, а он ненавидел всех, кто мешал ему пить. Мать. Жену. Врачей. Меня. Он ненавидел даже моего младшего брата, который пошел по его стопам, потому что тот мог выпить его горючее.

Я долго не видел его. Он скитался где-то по миру. Миру маргиналов и отребья, которые, открыв глаза, имели только одну мысль – нажраться. Спиртовой эгоизм отправлял этих людей в агонию пред неутомимым желанием. Желанием напиться и забыться.

– Пусти, – заорал он, – это мой дом!

– Пошел вон отсюда, дочь разбудишь!

– Пусти! – еще громче заорал он и ринулся на меня.

Я молча ударил ему в грудь, и он упал. Затем сел.

– Дай выпить!

Он не просил, а требовал, словно весь мир обязан ему. Я прекрасно понимал, что диалог вести с этим животным нет никакого смысла. Ведомый инстинктом, он пришел туда, где его когда-то любили, ценили и уважали, пока он не перешел все границы. Дома спали мои жена и дочь, и меньшее, чего я хотел, так это устраивать семейную встречу с обезумевшим дедом.

– Щенок, иди и принеси мне выпить! Я знаю, у тебя есть, – продолжал орать он.

Из-за двери выглянула пожилая соседка: «Опять припорол сюда обожратый? Скотина! Никак не оставит ребенка в покое!»

Затем она громко хлопнула дверью.

– Сука! Старая сука, – пробормотал тот, – ненавижу!

Я просто закрыл дверь.

– Выродок! Ненавижу! – доносилось оттуда.

Встала жена.

– Опять?

– Ага.

– Сделай что-нибудь, пока он Аньку не разбудил.

Я вышел и придал ускорение этому телу в сторону выхода из подъезда.

– Убивают! Люди добрые, помогите!

– Время – два ночи. Заткнись, – начал закипать я.

Он встал и поплелся к колонке. Пару раз упал, но все же дошел. Еще 5 минут пытался попить, но падал. Я решил помочь, нажав на рычаг колонки. Струя холодной воды ударила четко ему в голову. Он начал приходить в себя.

– Семен?

– Полегчало?

– Есть выпить?

– Давай шурши туда, откуда пришел.

– Здесь мой дом.

– Здесь тебе больше не рады!

– Но здесь же. Мой дом, – начал рыдать он, – Семен, ты – мой сын, а я – твой отец.

– Выпить не дам.

– Сука.

В этот момент во двор заехал милицейский «бобик», из которого выгрузились два стража порядка.

– Буянит?

– Ага. Весь дом всполошил.

– Родственник или сосед?

– Да я без понятия, кто это, заберите его уже, я пошел спать.

– Семен, сука! – завопил пропоец. – Какая же ты сука!

– Доброй ночи, – пожелал мне сержант.

– И вам, надеюсь, тоже доброй.

Я шел в сторону дома под звуки ударов берец о человеческую плоть. Мне не было его жалко. Он уже давно не человек.

У двери в квартиру меня ждала жена. Она наблюдала все происходящее через окно.

– Сём, он ведь снова вернется?

– Однозначно, это ж Батя, он всегда возвращается.

На улице моросил противный дождь. Небо было затянуто однородной серой массой. Уныло. Грустно. И без перспектив на свет. Это был его последний день. Последний день его никчемной жизни. Жизни без радости и счастья. Жизни, пропитанной болью и слезами. Жизни, где говорить громко, опасно для той самой жизни. Любое направление движения с легкостью могло поменяться на падение. Падение в пропасть. Пропасть, где заблудшие души не находят покоя. Пропасть, где оказываются все несогласные. Пропасть, ставшая их последним пристанищем в разбитых желаниях – сделать свою жизнь лучше.

– Целься! – громким голосом скомандовал обрюзгший чиновник в лакированных сапогах. Кто он? Зачем он отдает такие команды? Он палач или жертва, которая сама боится встать на мое место? Кто эти юнцы, что трясущимися руками направляют на меня свои винтовки? Почему они вступили в ряды эскадронов смерти?