– А где он живёт? – как-то спросил Вадик маму. – В электрическом щитке? А его можно увидеть? А поговорить с ним?
Мама растерялась: «Дядя Ток живёт везде. И в электрическом щитке тоже. И в розетке. Везде, где есть свет. И даже когда света нет, то… Он все равно есть.»
Мама почувствовала, что запуталась в собственных объяснениях.– Говорить с ним нельзя. И увидеть тоже
– А как он может жить одновременно везде? – недоумевал ребенок. -Он такой большой? И почему его нельзя увидеть или услышать?
– Потому что он… Он не хочет, чтобы ему мешали… У него очень много работы. Вот ты любишь мультфильмы? Вот, это дядя Ток тебе их показывает… Если ты хорошо себя ведешь. А если ты будешь плохо вести себя, то он разозлится и больно тебя ударит- дядя Ток не любит непослушных детей.
– Он как Бог?
Мама задумалась: Древние люди так и думали, что он Бог. Но потом люди выучились читать и писать, многому научились и дядя Ток перестал быть для них Богом. Теперь он Бог только для маленьких детей. Послушным детям он показывает по телевизору мультфильмы, а непослушных наказывает. Очень больно. Особенно дядя ток не любит когда дети лезут в розетку или трогают без спросу электроприборы. Ты понял?
Вадик кивнул, но по его лицу было видно, что он усиленно над чем-то думает.
На следующий день, желая застать дядю Тока в добром расположении духа, Вадик полез в телевизор во время мультфильмов, улучив для этого удобный момент.
– Ваш ребенок чудом остался жив, – сурово сказал врач вызванный перепуганными взрослыми.-Как можно оставлять такого маленького, да еще и непослушного, без присмотра?! – возмущался врач.
Пристыженные взрослые молчали.
– Ну что испугался? – ласково спросила мама, -Больше не будешь искать дядю Тока?
– Буду! – решительно ответил Вадик.
Из всех полученных Вадиком к Новому Году подарков, больше всех других ему полюбился альбом и цветные карандаши.
Были конечно и другие подарки- детский конструктор и множество разных игр. Но что может сравниться с простым листом бумаги и карандашом?!
Однажды он долго плакал и ни родители, ни воспитательница в детском саду никак не могли его успокоить.
И тогда кто-то из взрослых догадался дать ему карандаш и бумагу. Он тут же перестал плакать и принялся творить. С тех пор это было его любимым занятием, которое он предпочитал всем другим. Взяв в руки карандаш он забывал обо всем на свете. Никакие соблазны уже не могли отвлечь его от творчества.
Так было и на этот раз.
Оставив другие подарки в стороне, Вадик принялся творить.
Никто из взрослых не мешал ему и лишь с улыбкой посматривали друг на друга.
Наконец, рисунок был готов.
Какой красивый лес! – восхищалась мама.
– А Небо, как настоящее! – ликовал дед.
– А как ты решил назвать свою картину? -Спросила бабушка.
– Три медведя, – Уверенно ответил Вадик.
– Медведи?! -Почти в один голос удивились взрослые.
– Ну да, медведи, – спокойно ответил художник.
– А где же медведи? -спросила мама.
– Они у меня не поместились, – все так же спокойно ответил ребенок.
Никогда не думал, что мне придётся писать об этом человеке, который в глазах окружающих был типичным, как принято называть таких сегодня – лохом.
Я знал его давно, ещё с тех времен, когда все мы были новыми репатриантами.
Так получилось, что мы около двух месяцев вместе учились на языковых курсах.
За всё это время он ни с кем не подружился и вообще вёл себя замкнуто.
Да и с ним сблизиться никто особо не старался.
Публика на курсах была довольно разношерстная – от советских инженеров до бывших военных. Молодые и старые, мужчины и женщины, среди которых были с семьями и без, в том числе и одинокие молодые женщины, как правило уже с детьми.
Эти женщины часто искали себе спутника жизни или хотя бы «друга».
Но никого из этих женщин он не заинтересовал.
Сейчас мне трудно сказать, почему этот человек ни у кого не вызывал интереса.
Может потому, что все были в то время заняты своими собственными проблемами, а может из-за его замкнутости.
Говорил он очень редко, никто ни разу не слышал от него шутки.
О нём было известно, только, что приехал он с мамой и уже очень старой, больной бабушкой и где-то работает.
Единственной его особенностью или скорее странностью этого человека было постоянное занятие письмом.
Он всё время что-то писал, причём на всём подряд, что было у него под руками.
Читать дальше