Осенью Ленька связался с одной компанией. Это были какие-то разнорабочие, которые строили в соседнем селе дачу для члена союза писателей. Штукатуры, маляры, плотники. Леньку взяли на подхват штукатурить и столярничать за очень маленькие, но все же деньги.
Постарше всех был Саня – ему было около тридцати лет. Толяну и Митьке было от силы двадцать. Работали они много. Вставали рано и вкалывали до самого вечера, прерываясь только на обед. Краем уха Ленька слышал странные разговоры, что скоро надо принять какую-то посылку, после которой можно весь год жить как кремлевские члены партии: черная икра, автомобиль и поездки на море.
Толян все время говорил, что у него есть какая-то классная девка, с которой он поедет в Пятигорск. Слышал Ленька и обрывки фраз о том, что посылка прибыла, посылку передали, но никак не мог понять, что там они пересылают. Иногда кто-то из них исчезал на неделю или на две, а потом возвращался.
Однажды во время пьянки Митька сделал самокрутку и пустил ее по кругу. Ленька уже курил папиросы и закурил это тоже.
С тех пор многое ему стало понятно. Шабашка для этих парней была только для отвода глаз, а сами они были курьерами. Товар поступал от человека, который занимал должность в органах по борьбе с преступностью и имел репутацию порядочного гражданина.
Такой "Ленька" был давно нужен – простой мальчишка, денег и связей у него не было, искать никто не будет, в случае чего – можно в расход.
– Только смотри, пацан, – прищурился Саня, – будут расспрашивать, говори "знать не знаю", понял? Никому ни слова.
Несмотря на еще молодой возраст, выглядел Саня старше. Под глазом у него был небольшой шрам и одна половина лица была неподвижной. Еще в юности ее парализовало, что делало взгляд как бы замеревшим и холодным.
Уже зимой Ленька выполнил свое первое задание: надо было забрать посылку с автобусной станции, а потом идти пешком пару километров через лес, минуя возможные встречи с милицией, и оставить ее в сторожке с красной крышей. Ленька сам не осознавал, на какой идет риск, но все сделал, за что получил какие-то небольшие деньги.
Так и проходили дни Леньки.
Пришло время, когда через деревню везли большую партию анаши. Момент был щепетильным – в маршруте была точка, проходящая через милицию. Санька слегка струхнул. Да и постоянная наркомания уже затуманила его восприятие реальности. Тогда он решил запрячь пацана – никому и в голову не придет его обыскивать. Тем более, что парень еще не подводил. Сумку нужно было провести на электричке через вокзал, а потом доставить в пункт назначения, где товар примут и распределят.
Дальше случилось неожиданное. Что-то ударило в голову Леньке, и уже на полпути к месту он решил забрать анашу себе.
Шабашники никогда его не найдут – он соврал, что он из Николаевки, а не из Ивниц, и никто из этих наркоманов ничего не проверял.
Так он и исчез. Три дня Ленька провел в наркотическом дурмане. С Колей он почти не общался. Анашу спрятал в дупле дерева и, приходя на луг, доставал понемногу, закуривал и ложился, разбросав руки и ноги на траве у озера. Жарило солнце, зной, казалось, доходил до предела. Кожа, обгорев, покраснела на солнце и болела, но Ленька уже не замечал этого.
Словно пауки, листья анаши укутывали и заплетали его в кокон, обещая защиту и покой, но на деле собирались сожрать его. Какие только видения ему не чудились. То видел он себя в белой машине, несущимся по серпантину над морем. То султаном, восседающим на троне и выбирающим себе наложниц, одна была прекраснее другой – он читал о них в книжках. То видел себя спортсменом на льду, играющим в хоккей. А то просыпалась в нем ярость, такая, что хотелось убить отца и размозжить ему голову.
***
На третий день после полудня Ленька решил подняться на один из холмов, окружавших луг. Где-то вдалеке золотом поблескивали купола церкви, и Леньке стало интересно.
Внутри было свежо и прохладно стекла были выбиты, а пол разрушен – остались только прогнившие доски, которые ломались прямо под ним. На стенах сохранились старинные фрески, изображающие святых. Свод был так высоко, что взгляд, устремленный на верх, невольно замирал, потрясенный величием.
Так замерло и сердце у Леньки. Что-то неведомое он почувствовал в себе. Что-то, от чего захотелось упасть на колени, смотря вверх и заплакать перед этими ликами. И внезапно, сам не ожидая от себя, Ленька сел на колени.
Доски царапали кожу, горящую, опаленную солнцем. Итак тихо было вокруг, что сказал он шепотом, а потом громче, уже в полный голос:
Читать дальше