Юлия Вереск - Тот самый

– Вот-вот. Такова наша участь. – Кир смахнул челку со лба и постучал по столу пальцами. Я проследил за ним взглядом, изучая переливы изумруда на загорелой коже.

– Терпеть насмешки?

– Пить молочные коктейли и размышлять о жизни, – возразил он с ухмылкой.

– Это я могу! – радостно завопила Алиса, и все взгляды снова устремились к нашему столику.

Я пил апельсиновый сок, разглядывая мякоть на дне стакана, и тер щеку, пока зеленая краска не смешалась с красным цветом кожи.

– Прекрати. – Кир отнял мою ладонь от лица, и я почувствовал кожей теплое прикосновение пальцев. – Это бесполезно. Теперь мы обречены ходить с зелеными лицами. Не знаю, как вам, а мне даже нравится. – Он подмигнул Алисе.

Я заметил, как Кир бросил взгляд на мои пальцы: на фалангах темнело несколько пятен от ручки с черной пастой. Утром я снова писал, отдавая предпочтение вымышленному, а не реальному миру. Я старался не выходить из дома без любимого блокнота и нескольких черных ручек, но сегодняшний день стал исключением.

– Нужно уметь принимать последствия, – серьезно заявила Алиса.

Разговор, напоминая бурную горную речку, перетекал с одной темы на другую. Я узнал, что Кир хорошо учится, что есть одно секретное место, где мы должны обязательно побывать, и что он не любит алгебру.

Когда наши стаканы опустели, а от мороженого уже тошнило, Кир вызвался проводить нас.

– Кто знает, – сказал он и улыбнулся мне, – когда тебе захочется в следующий раз прыгнуть под колеса велосипеда.

Под внимательным взглядом Кира я чувствовал себя беззащитным и потому отказался. Мне не хотелось знакомить его ни с мамой, ни со старым домом на Черепаховой горе. Наши жизни соприкоснулись, чтобы навсегда оттолкнуться друг от друга. Я по-прежнему не верил ни в судьбу, ни в планы Бога.

Уставшие и опьяненные жарой, мы брели по улице, скрываясь от солнца в тени аллеи. Пиная камешек и не вслушиваясь в болтовню Алисы, я даже не подозревал, что боль от разбитой коленки – это сущие пустяки. В жизни есть боль, которую не замаскируешь таблеткой но-шпы и толстым слоем зеленки.

В маленьком замке на Черепаховой горе нас на самом деле было четверо. Каждое утро мы садились за накрытый стол в гостиной и завтракали: это единственная традиция, которая объединяла нашу семью. За спиной я всегда чувствовал призрак. Все чувствовали его, только никто об этом не говорил. Мы молчали. Алиса, я и мама. Мама молчала особенно громко.

Однажды в нашей жизни появился мужчина. Дом на Черепаховой горе подарил нам возможность почувствовать себя полноценной семьей. Мужчина, которого привела мама, частично починил водопровод и дверь в сарае. Он научил меня кататься на скейтборде. Сначала он появлялся, когда мы с Алисой были в школе. Мы быстро заметили присутствие постороннего человека в нашем холодном замке. Дом подсказывал нам о вторжениях чужака. Его появления выражались в кружке с еще не остывшим кофе, покрывшимся пленкой, в капельках воды на керамике ванны и в тяжелом запахе мужского одеколона. Много раз я задумывался: чем пах мой настоящий отец? Узнал бы я его, если бы увидел в толпе, или нет? Хотел бы он знать меня, своего сына, или ему было плевать? Может, он давно умер. Каждый вопрос оставлял в душе червоточину. Порой я мучил себя вопросами, на которые не существовало ответов, и моя душа превращалась в решето.

Осенью мама решилась познакомить нас с чужаком. «Надеюсь, – сказала она, хмуря брови, – он когда-нибудь сможет стать вам папой». У нас уже был отец. Мы не знали его, никогда не видели, но в наших детских головах давно сложился образ, и мы не хотели отпускать его так просто. Алиса представляла его космонавтом, погибшим на важном задании, я видел его храбрым полицейским. У него обязательно были темные вьющиеся волосы, как у меня, и голубые глаза, как у Алисы. Как-то я бежал по подъездной лестнице и не заметил соседку. Я задел ее, и круглые яблоки, выпавшие из пакета, покатились по заплеванным бетонным ступенькам. Как только я нагнулся, чтобы собрать их, она закричала:

– Маленький болван! Весь в свою непутевую мамашу! – Голос эхом разносился по лестничной клетке и хлестал меня по щекам. Я крепко сжимал яблоко, впиваясь короткими ногтями в подгнившую кожуру. – Понарожают от разных мужиков, а нам, соседям, мучайся!

Яблоко выпало из рук. Я вскочил и побежал, не оборачиваясь, а соседка с третьего этажа все кричала и кричала. Я бежал, зная, что от правды мне не убежать.