Она состригла себе волосы. Полностью.
– Теперь я буду ходить так.
Аня вошла в зал за десять минут до нового года.
– Зачем, мама? – спросила Наташа.
– А тебе разве не нравиться?
– Нет. Ты как злодейка из фильма.
– В Новый год с новой прической!
На её затылке остался незамеченный клок волос.
– Пойдем,– сказал я. –Дострижемся.
Черные пряди мертвецки валялись на заготовленной газете в ванной. Череп её неидеальный, думал я, проводя электрической бритвой по остаткам волос. Что с ее стороны было неразумно обнажать свои недостатки.
– А мне все равно, что подумают другие, – сквозь зубы процедила Аня.
– Кто спорит- то?
– Зато мы никогда не будем как те, для кого снимают это чертовы передачи.
– Мы и не были.
– Ты просто не замечаешь лимба.
Салют в этом году не был таким ярким, как в прошлом. Это наблюдение озвучила Наташа, я не оспаривал его, полностью доверившись детской памяти.
Мы легли спать, я устроил голову жены у себя на груди. Она заплакала.
***
Увлеченный нарцисс, как это ни парадоксально, способен стать преданным и зависимым человеком. Похвала его упорству выбрасывает в кровь комплекс элементов, сродни недостающим гормонам. Его взгляд загорается от прильнувшей волны закономерного признания.
– Вчера я прочитала книгу, написанную обо мне, – Надин, как я называл ее, смотрела в потолок.
– Я еще не стал писателем, – ответил я, поглаживая ее кудрявые завитки.
– Она про детство. О том, как оно формирует привязанности и страхи.
– Твоя рефлексия самая трогательная.
– Знаешь, недостающий опыт обязательно необходимо проживать. Мне теперь известны инструменты,– она повернулась ко мне. – А еще в последнее время я полюбила чай с чабрецом.
Надин было наплевать на наш статус. В каком- то смысле мы прикасались друг к другу, отделавшись от туманного и сомнительного предрассудка, что после тридцати пылкая необходимость в ком- либо имеет место быть. Проводив меня и заперев дверь на тройной замок, она напоминала себе о том, что я есть в ее жизни, обстоятельство, может быть короткое, скорее даже короткое, способное дать что- то по- настоящему хорошее. Или хотя бы полезное. Мне это подходило.
***
Традиция бытового одиночества, придуманная мною задолго до вступления в брак, носила терапевтический характер. Рентгеновскими лучами она просвечивала внутреннее состояние, сигнализируя о несовершенстве систем и доминант организма.
Призвание помогать людям вступало в жесточайшую конфронтацию с весьма надоевшим вопросом: «А для чего?». После изнурительных смен, где ответственность жидкой магмой расплавляла обыденность, мне требовался покой. Комната, переделанная мной в кабинет, служила анклавом в моем доме. Изначально созданный как интеллектуальное пространство, он стал тихим прибежищем для уединения. Расколотая плоскость данностей собиралась в единую композицию.
Дисциплина подогревала момент моего исчезновения, не позволяя одержимости занять столь уязвимое пространство в голове. Я вынашивал этот голод, тренируя себя, не позволяя размышлениям проникнуть в быт и работу. Только принятие, только молчание и покорность.
В собственном кабинете становился фанатичным потребителем себя самого. Я пил только крепкие напитки и погружался в религиозный экстаз своего таинства.
Как правило, через сутки мое нутро засыпало. Я утягивал нервными окончаниями ящик с собственным эго, и он снова пломбировался и на полтора- два месяца опускался на глубину недосягаемости.
***
– Пусть эта земля будет добра к тебе.
Я не сразу понял, что происходит. Резкий запах чего- то инородного ударил в нос. Я смахнул с лица мягкие влажные комки. Вся постель была в земле, а Аня стояла рядом, держа в руках пустой горшок.
– Что ты делаешь?
– Я пытаюсь вытащить тебя, – Аня села на край кровати и погладила меня по щеке.
– Откуда?
– Оттуда, где ты наедине с собой. Я больше не хочу быть абстракцией.
– Родная, я устаю.
– Ты не должен сдаваться, иначе мы с Наташей останемся одни.
Эти слова напугали меня. Я отправился в ванную. Черт, она поменяла мою зубную щетку. Что еще она сделает? Умывшись, я почувствовал на полотенце запах спирта.
Нельзя срываться, наш мир завязнет в колее. Она не виновата.
– Что у нас на завтрак?
– Каша, – ответила она, поставив тарелку на стол.
– Будь добра, передай ложку.
– Ложкой нельзя.
– Почему?
Читать дальше