Иван Карасёв - Илона и Анжела

Хорошо, легко отделались, без пострадавших, и дело замяли, а то полетели бы головы. Папа вообще умница, он ровно шёл по жизни, без зигзагов. Просто долбил в одну точку, и всё. Закончил свой внешторг, который влился в этот же МГИМО, в него таких как он и вовсе не брали, тоже мне – со свиным рязанским рылом и в мидовский ряд, а он пробился, правда, не с первого захода, пришлось в армии послужить и поработать. И потом пошёл по ступенькам вверх, медленно, но верно. И вот в свои пятьдесят с небольшим на ответственной должности в минвнешторге, и в загранкомандировки ездит, и вот даже смог их с мамой во Францию взять один раз. Как-то пробил, правда, обменный фонд был скудноват, не разгонишься, но хоть Париж посмотрели. В общем папочка Витенька – молодец. Всем бы такого мужа, хотя, конечно, бывают и лучше, более перспективные. Но для мамы и он – потолок, предел мечтаний. Потому как чего бы она без него делала со своим образованием хормейстера, народным коллективом в районном клубе руководила, ага, здорово, и сто десять рэ в зубы в конце месяца, ну сто двадцать. Что это меняет? Это с её-то запросами. Зато она – творческая интеллигенция, а папа – чиновник, и она может позволить себе иногда с высока смотреть на советского бюрократа-технократа. «Как ты можешь не узнавать эту музыку? Это же Стравинский! «Весна священная!» Но папа Илоны был слишком далёк от «Весны священной», он узнавал только «Священную войну», а это уже не балет и даже не опера.

И дом, в котором жила семья Илоны, ей тоже с некоторых пор не нравился. Нет, внутри было совсем неплохо: просторный вестибюль, дежурная, два лифта на единственный подъезд дома-башни. Квартира тоже устраивала вполне, на троих – три комнаты, причём у Илоны – своя, кухня так, ничего, 13 метров, случается, что и на пяти метрах умещают кухонное хозяйство. Жить можно, вполне, в Париже они были в гостях у француза – папиного коллеги, так там было не лучше, а по площади даже поменьше, пожалуй, только вот техника другая, всякие «филипсы», «сименсы» да «сони». Хотя и папа тоже смог кое-чем отовариться, но лишь кое-чем. А вот такого здоровенного «филипса» у Илоны не было, какой звук шёл из него! Соловей поёт в жизни хуже, чем в той голландской системе. И сами дома их, московский, и тот, парижский, – земля и небо: здесь – обычный посеревший от времени вытянутый кубик из посеревшего от времени жёлтого кирпича. Недолго думали над формой. Воткнули в землю столб квадратный – и все дела. А там, в Париже, – формочки скруглённые, с большими овальными окнами и лепным растительным орнаментом. «Стиль «Модерн», – важно заявила мама, и в таких случаях с ней спорить было нельзя. И ковры на лестнице, а по стенам – лакированные деревянные панели, которые консьержка каждый день протирает от пыли. Даже просто подниматься по ступенькам – приятно.

Они с мамой вошли в квартиру, сразу подбежала их ангорский красавица – Руфина. Соскучилась, она очень любила общество и даже находила способы «ругать» хозяев за долгое отсутствие. Когда они весной летали в Париж, её пришлось оставить одну, и за кошкой ухаживала соседская прислуга, и вроде ухаживала неплохо, судя по внешнему виду питомицы и домового хозяйства, но Руфина тогда очень рассердилась и даже сначала сделала вид, будто не признала хозяев, это за четыре дня отсутствия-то! Правда, её хватило лишь на пару часов.

Илона приласкала кошку, мама тоже нежно относилась к домашнему животному, но у неё вечно не хватало времени. Вот и сейчас срочно понадобилось звонить подруге, обсуждать новости очередного дня, с началом перестройки её стала интересовать политическая жизнь страны. «А какие в нашей стране новости, какая политическая жизнь? – не уставала удивляться маме Илона. – На Ижорском заводе под Ленинградом запустили новый прокатный стан. Михаил Сергеевич Горбачёв встретился с трудящимися Мурманска. Прекрасно – прокатный стан – это вообще жутко интересно, прям захватывает. Ну а Михал Сергеич так вообще суперстар. Боже, какое счастье, что об этом не нужно больше говорить на политинформациях!» Илона с трудом протянула в комсоргах класса до конца школы, но папа говорил: «Так надо для характеристики! Потерпи». И она терпела, теперь всё, можно было не запоминать больше гениальные высказывания генсека. Зачем тогда это слушать? Она пожала плечами, взяла кошку на руки и пошла в свою комнату. Там включила свой маленький «Панасоник». «Битлз» – all you need is love. Эта была их любимая с Руфиной песня. Подружки не одобряли, говорили: «Ну это уже устарело, ты бы послушала «Депеш мод» или «Дюран Дюран». Но Илоне нравились битлы. И Руфине тоже, она лежала вместе с молодой хозяйкой на диване, та её гладила по белой, очень элегантной, словно выточенной талантливым скульптором, головке, кошка её тянула к верху и от удовольствия при каждом поглаживании приоткрывала пасть. Правда, Руфине любовь не нужна была давно, в годовалом возрасте её лишили возможности иметь страсти нежные. Папа возражал, но ни мама, ни Илона возиться со случками и котятами не желали. А, может, и правильно поступили, ведь им так хорошо вместе, и никакие котята не нужны. Правда, сегодня придётся готовиться к противной химии, послезавтра экзамен, а аттестат у Илоны должен быть безукоризненным. Это папино условие. Ну что ж, надо так надо, но химия потом, чуть позже, а пока –

Читать дальше