Екатерина Шитова - Моя несчастливая счастливая жизнь

Воспитатели вызвали мне скорую. Как обычно, для взрослых моя травма была всего лишь случайностью. Щеку зашили, две недели мое лицо было забинтовано, как у мумии, и я ходила на перевязки в медпункт. Но стало легче: душевную боль теперь заглушала физическая и, по сравнению с раной на лице, кровоточащий рубец в душе казался не таким страшным. А еще на меня перестали смотреть парни, в этом тоже был огромный плюс.

Анжелика появилась тогда, когда я возненавидела жизнь настолько, что была готова без сожаления распрощаться с ней. Каждую ночь я пробиралась босиком на интернатовский чердак и ревела там навзрыд. Я точно знала, что когда-нибудь сделаю это, что смогу.

В ту ночь я окончательно решилась. Пролезла через люк со сломанным замком на крышу и встала босыми ступнями на самый край карниза. Волосы взлетали вверх от резких порывов ветра, снег слепил глаза.

Меня бил озноб: то ли от страха, то ли от холода. Неуклюже раскинув худые руки в стороны, я пыталась представить последний полет в темноту, которая заканчивает все жизни без исключения. Хлопья снега на пижаме были похожими на птичьи перья, руки – на крылья. Наконец, я подняла ногу, собираясь шагнуть вперед.

“Прости меня, пап…”

Вдох, выдох, шаг…

Но движение почему-то получилось не вперед, а назад, и спустя секунду я уже лежала на крыше, придавленная неимоверной тяжестью чужого тела.

– Ты идиотка? Вот черт! Нет, я, конечно, сразу поняла, что ты идиотка, но чтобы вот так…

Крупная фигура сначала поднялась сама, а потом резко подняла меня, схватив за обе руки. Я снова начала дышать.

– Вот черт, холодно. Так и до бронхита недалеко. Подумать только, лазить по крышам за сумасшедшей девкой, – и она протолкнула меня в чердачное окошко, я чуть не упала, потому что совсем не сопротивлялась ее сильному натиску.

В ее голосе, хоть она и ругала меня, не было злобы. В нем была забота. Забота? Забота…

Это было так странно! Незнакомый человек не дает тебе шагнуть вниз с карниза, потому что ему не все равно. Я уже успела забыть, что такое забота, и что такое доброта – тоже. И тут на интернатовской крыше появилась Анжелика и напомнила обо всем хорошем, что бывает в людях.

На чердаке Анжелика огляделась, потом принесла из угла деревянный ящик и усадила меня на него. Сама села рядом на пол.

– Положи свои сумасшедшие голые пятки под себя, а не то заболеешь.

Я молча выполнила то, что она сказала, и только теперь почувствовала себя живой. Вытерев кулаком красные, заплаканные глаза, я посмотрела на нее исподлобья и пробубнила:

– Чего тебе здесь надо?

– О, вот черт! Она умеет говорить. Ну, может быть, это даже плохо. Но учти, если ты болтушка и много говоришь, то так и знай, что мы друг другу не подойдем. Я ненавижу болтливых людей, потому что сама очень, очень болтлива. Как-то, когда был жив отец, он мне сказал, что я когда-нибудь точно заболтаю его до смерти. И вот ведь незадача, действительно умер. Правда меня в тот момент с ним не было, а то бы я и вправду подумала, что он из-за меня крякнул…

На лицо Анжелики падал свет от уличного фонаря, и я смотрела на нее очень внимательно. Как на чудо. Со мной уже несколько лет не разговаривали вот так – легко, просто и непринужденно.

Я не знала, то ли мне ответить, то ли молча слушать, ведь Анжелика сказала, что не любит болтливых. Она, тем временем, рассказывала о своем отце, который бросил семью ради другой женщины “с бидонами вместо грудей”…

Анжелика была высокая, полная девушка. Ее поселили к нам в комнату совсем недавно. Но она уже успела заслужить авторитет, хватая за волосы наших гадюк, которые поначалу хотели высмеять ее вес и телосложение. При таком яростном проявлении физической силы гадюки быстро умолкли и в присутствии Анжелики вели себя гораздо спокойнее.

На чердаке я впервые могла рассмотреть ее вблизи. И она мне понравилась. Жиденькие светлые волосы были собраны сзади в крысиный хвостик. На круглом лице с увесистым вторым подбородком были хаотично расположены несколько крупных светло-оранжевых веснушек. Брови и ресницы были белыми, казалось, что их вовсе не существует.

На Анжелике была свободная футболка такого большого размера, что, казалось, в нее вошла бы вся наша девичья спальня. Ее большой вид меня обнадеживал, внушал доверие. Вся она словно светилась счастьем и от этого казалась довольно симпатичной, несмотря на свою комплекцию.

– Как? – я сглотнула комок в горле, замялась, вытерла покрасневшие от слез глаза.