Андрей Храбрый - Поколение «все и сразу»

– Здорово, что тут книги есть, – бурчит она, на полном серьезе уткнувшись в текст.

– Не думаю, что их хоть кто-нибудь читает.

– Зато они так красиво стоят. И даже с успехом выполняют свою роль декора. Без них кафе было бы как без изюминки…

– Это не основная задача книг, – как писатель, я слегка возмущаюсь, но тут же успокаиваюсь. И в мыслях у нее не было тяги оскорбить…

– И еще мне нравятся картины… – Переключается она. – Хотя они больше похожи на постеры в рамках.

Я киваю, словно невежественно приглашая на экскурсию, и поворачиваю голову. Рассматриваю полотно, на котором, с первого взгляда, отражены попавшиеся под руку предметы: белая чашка, какой-то кусок ткани цвета молочного со светло-кофейным и старый круглый будильник.

– Какая разница, на что они похожи, в конце концов, мы не в музее… Но мне нравятся.

Карина почесывает лоб, перемалывает какой-то интерес… Потом обращается ко мне с выражением полной серьезности на лице:

– Ты доволен своей работой?

Я поживаю плечами. Как тут объяснишь о стиле жизни, пожирающем личное время на хобби и саму жизнь, которую вечно восхваляют о которой вечно говорят, что ей необходимо дорожить? Тринадцать часов работы пожирают личную жизнь, вызывают хроническую усталость, все время заставляют выбирать: либо сплошная качественная работа, закрывающая белый свет, либо некачественная работа, смешенная с другими увлечениями, семейной жизнь и дополнительными попытками покорить мечтами мир…

– Бабушка, когда узнала о твоей профессии, сказала, что у тебя очень доброе сердце.

– В сущности, все далеко не так, – после небольшой задумчивости протягиваю я. – Бесит, когда в три часа ночи приходят придурковатые за кормом или каким-нибудь шампунем… Я ненавижу работу из-за того, что все это приходится терпеть. Одно дело, когда не спишь, потому что стережешь жизнь, другое – когда выполняешь чью-то прихоть.... Ну, где уважение? Лично я не терплю утруждать людей, даже если они на работе, например, в ресторане, если я увижу, что к моему столику идет официант, я знаком покажу, что не нуждаюсь в его услугах. Зачем же мне утруждать девушку или молодого человека? А ночью надо спать. Если ничего срочного не случилось…

– Но ты ведь сам выбрал работать ночью, – и это утверждение сражает наповал, против него не существует ни один аргумент. Вот и сейчас я плюхнулся в лужу.

– Выбрал, но я про уважение

– Зачем тогда вообще работать сутками? Это ведь так сложно. А ты еще не высыпаешься…

– Удобно. По сути, я только два дня в неделю хожу на работу, а оставшееся время посвящаю творчеству и другим делам.

– Это какому творчеству?

По необъяснимым причинам меня всегда вгонял в волнение этот вопрос: ноги слабели и мякли, голос ломался, словно в нос мне на несколько мгновений сунули газовый наркоз. И даже сейчас, несмотря на стремление показывать лишь лучшие стороны, я все же улавливаю дискомфорт и жуткое волнение.

– Пишу книги.

– Книги? – Она взвешивает в руках взятую с полки книгу, будто тем самым задавая вопрос: именно такие книги? – Как интересно! А о чем?

– Ну… О взаимоотношениях людей, в основном. Патологических. Пишу о зависимостях… Сейчас вот, например, пишу о мужчине, который выстраивает в собственной квартире мещанский мирок… Он обладает такими средствами, что может позволить купить себе все, но… Ему недостает любви, и он думает, что сможет купить ее как, скажем, шкаф или картину… Мне трудно рассказывать о своих идеях, правда, но, если хочешь, я обязательно поделюсь с тобой романом. Потом, когда допишу.

– Так это целый роман! – Я киваю. Карина смотрит на меня в упор восхищенными глазами, потеряв внимание ко всему миру, вцепившись только в мой говор… Она даже потянулась ко мне всем телом, склонившись плакучей ивой над столом. – С нетерпением хочется почитать, спрашиваешь еще!

Самолюбие настойчиво требует рассказывать еще больше, чтобы еще выше вознести самого себя в ее глазах, однако значимых достижений в литературе у меня все еще не имеется, поэтому приходится ограничиваться лишь грандиозными планами и немногочисленными завершенным работами, которые толком не разглядел мир.

– В институте я писал рассказы на скучных парах. Не люблю этот жанр, а все же, могу прислать парочку.

– С нетерпением жду! Уже! А… – Восторг вдруг сменяется на непонимание. – Почему не любишь рассказы?

– Такие короткие… Времени слишком мало, чтобы привыкнуть к героям, поэтому рассказы меня не цепляют. Даже если какой-то автор встраивает драму в рассказ, то… Ну и что? Герои не стали для меня близкими людьми, которых я хорошо знал… Поэтому и не люблю рассказы. А сам я их захватывающе писать не умею. Впрочем, не буду отрицать, что есть профессионалы такого рода литературы.