Александр Кучаев: Реверс жизни, или Исповедь миллиардера

– Он только что отбыл в Буэнос-Айрес, – сказал я, внимательно наблюдая за плутовским выражением лица своего собеседника. – На борту грузового судна «Посейдон». Когда только он успел побывать в ваших краях!?

– Успел! Это же Коля Гудимов! Вы хорошо знаете его характер и невероятные способности.

Со слов мажордома выяснилось, что, сойдя с трапа самолёта в Светлоярске, Гудимов нанял такси, прибыл в Нижнекаменское и остановился возле школы, где в это время шли уроки.

Перед парадным входом школьного здания ходил взадвперёд высокий светловолосый парень и нервно покуривал.

– Кого-то ждём? – спросил Гудимов, приблизившись к нему. Он словно почувствовал нечто общее, соединявшее их.

– А вам какое дело? – в свою очередь спросил незнакомец. Новоприбывший был в морской форменной одежде и никак не мог быть местным.

– Я к Полине Смельчановой. А вы?

– К Полине?… – Парень поперхнулся табачным дымом и закашлялся.

– Однако ждать некогда, – сказал Гудимов, посмотрев на часы, и решительно двинулся ко входу. Светловолосый последовал за ним.

Пара вопросов охраннику, восседавшему у стола сразу за входом, стук в нужную дверь, и на пороге классной комнаты появилась Полина Смельчанова.

При виде молодых людей учительница побледнела, оступилась и опёрлась о створку прикрытой двери.

– Николай! Анатолий! – изумлённо воскликнула она. – Как вы…

Гудимов ещё раз посмотрел на наручные часы.

– Я буквально на минуту, – сказал он, поправляя обшлаг рукава. – Увидеть вас, убедиться самолично, что с вами всё в порядке и вы в полном здравии.

– Коля, слава Высшей силе, ты жив, жив! – снова воскликнула Полина. Она протянула руки, намереваясь обнять моряка. – Все эти дни и месяцы я молила Создателя…

Как я рада! Когда мне сообщили, что ты нашёлся, что долгое время был в больнице, я…

– Простите, опаздываю на самолёт, – Гудимов сделал шаг назад и взглянул на светловолосого парня. – Как я понял, это тот самый байкер, который спас вас от Клещонка.

– Да, это он, Толя, – благодарная улыбка второму гостю. – Без него я бы пропала. Его в тот момент словно Бог мне послал.

На губах Анатолия зародилась неуверенная улыбка. До этого он только растерянно наблюдал за сценой, происходившей перед ним.

– Всё, прощайте! – воскликнул Гудимов. – В Питере меня ждёт мой дредноут. Завтра утром мы уходим в море. Надолго, но не навсегда.

С этими словами он выбежал из здания школы, сел в такси, на котором приехал в Нижнекаменское, и только его и видели.

– А что Полина? – спросил я, когда Алексей Петрович закончил свой рассказ.

– Она вернулась в класс и довела урок до конца.

– А потом?

– После школьных занятий она встретилась с тем парнем, Анатолием. Он дождался её у главного входа, проводил до дома, и это всё, что мне известно о них. Могу добавить только, что видел, как они шли рука об руку.

– У неё теперь…

– У неё теперь, – подхватил Алексей Петрович, – как в песне «Уральская рябинушка»: справа кудри токаря, слева – кузнеца. Только, думается, предпочтение она отдаст Анатолию. Он – рядом, прост и понятен и словно создан для семейного уюта. Николай же – далеко и слишком непредсказуем, особенно если брать во внимание его возрастные метаморфозы. И вообще, чтобы завладеть им, вначале надо сильно постараться. Да ещё вопрос, получится ли? На него надежды, как на журавля в небе, а лучше сказать – как на буревестника над морскими волнами. И у каждой любви есть предел терпению.

…Весь этот предзимний вечер я провёл в каминной, наслаждаясь теплом, исходившим от горящих поленьев.

Мой ужин состоял из пригоршни фиников и стакана молока. Я всегда был непритязателен к еде, а с возрастом особенно, и если не было гостей, ограничивался простым и малым. Да и ел-то я всего два раза в сутки – с промежуточным чаепитием, – специально настраивая себя на лёгкую здоровую сухощавость. Чтобы исключить накопление шлаков в организме.

Такого рода отношение у меня было и к одежде. Одеваться без затей (и уж конечно, не обвешиваться золотыми цепями или иной нелепостью!), на уровне обычного среднего гражданина, было моим правилом. На улице я ничем не выделился бы в толпе прохожих.

И в доме моём всё было без каких-либо особых изысков, а только тепло и уютно – простые условия, привносящие душевную комфортность и не более того.

Не исключаю, что это всего лишь мои причуды, но что есть, то есть.

Кто-нибудь скажет: и зачем тогда огромное многомиллиардное состояние, если не пользоваться им для удовлетворения личных потребностей?