Шамиль Идиатуллин - Бывшая Ленина

Не получилось, конечно. Не было никакого Алексея в челяди. И челяди никакой не было. Никого не было: пустая затемненная комната, нетрадиционно прохладная и, наверное, с нетрадиционной же отдушкой, припаркованная оргтехника, ни единого огонька на панелях, и полоска света под дальней дверью. А за дверью – сосредоточенный Митрофанов, деловито переписывающий что-то из смартфона в ноутбук.

В кабинете за солидным столом он смотрелся не так, как в больничном закутке. Митрофанов был аккуратно пострижен, хорошо одет и выглядел чуть лучше, чем ожидала Лена, и намного лучше, чем она надеялась, – только скулы заострились и под глазами будто тенью мазнули.

– Здравствуй, – сказала она, чтобы больше не всматриваться. – Можно?

Тут Митрофанов, оглядев ее внимательно, и сказал со вздохом про все-таки.

– Кого-то другого ждал, а меня опасался? – оценив реплику, спросила Лена.

– Никого я не ждал. Тем более звезд ютьюба.

– Пояснишь? – спросила Лена, снимая куртку.

– Чего в нос-то, простыла, так, погоди, – сказал Митрофанов, замерев. – С Санькой все в порядке, ты не поэтому?.. Уф. Прости. Про звезду – ты правда не видела? Фигово у вас оповещения поставлены, товарищи короли сети.

Он пощелкал клавишами ноутбука, хмыкнул, в несколько касаний нашел, что хотел, в смартфоне и протянул его Лене. Та подошла к столу и чуть склонилась, не выпуская куртки из рук – чтобы не брать смартфон и не коснуться Митрофанова. В смартфоне была съемка драки у крыльца потребнадзора. Снимали телефоном, вертикально, не слишком уверенной рукой и с неудобной точки – похоже, с третьего этажа этого самого здания. Провокатор Миша мелькнул на пару секунд, а Лена воевала спиной к объективу. Выстрел в динамике прозвучал гораздо глуше, чем на самом деле, но Лена все равно вздрогнула и заметила, что Митрофанов стиснул зубы. Переживает, надо же, подумала она насмешливо. После выстрела оператор отпрянул от окна и начал – вернее, начала – возбужденно пересказывать происходящее коллегам, а вернуться к окну клерки, подбадривая друг друга, рискнули лишь через несколько секунд. Поэтому нападение на представителя закона и показательное выступление Лены с отбиранием табельного оружия остались за пределами экрана. Оператор успел снять возвращение пистолета и возмутительно неторопливый уход Лены.

Между лопаток к затылку медленно проползла неприятная щекотка, захотелось передернуться и съежиться. Лена небрежно спросила:

– Сяду?

И, не дожидаясь ответа, села в кресло напротив стола.

– В самом деле ты, значит, – сказал Митрофанов угрюмо. – Ты чего там устроила-то?

– Сам видел.

– Не всё видел.

– О, большой день, я тебе интересна во всех подробностях. Лет – сколько, пятнадцать, да? – такого не было.

– Не начинай, пожалуйста.

– Даже не надейся.

– Давно уже. Ты бы хоть куртку сменила. Начнут искать – сразу…

– Начнут искать – по-любому найдут, чего дергаться-то. Не начали же.

– Это потому что запись пока тут у нас крутится, по чуповским сообществам. Наружу утечет – сразу все менты и чиновники начнут друг друга раком ставить, и всё вот это: принять меры и достойно наказать. Я думал, уже утекло, но нет почему-то. Так что время еще есть.

Лена усмехнулась и сказала:

– Спасибо за заботу. Я про свое время все знаю. Давай про твое поговорим.

Митрофанов откинулся на спинку кресла и спросил:

– «Твое время вышло, я так и знала», да? Торжествовать пришла?

Лена помолчала и, постаравшись не дрогнуть лицом, отметила:

– Дань, а ты правда меня ненавидишь. Я думала, эта Оксана тебя с катушек сбила, как бывает: она свеженькая, а я обвисла, а ты еще мужчина крепкий, ну и кризис среднего, все как по учебнику. Но не в этом дело, да?

– Лен, теперь-то какая разница? – сдержанно спросил Митрофанов.

– Н-ну… Пожалуй. Просто обидно. Чего тебе не хватало? Я же всю жизнь ради вас, за тебя всё…

– А я не хотел, чтобы за меня всё. Я сам хотел. А ты мне сахар в кофе размешивала.

– Понятно, – сказала Лена. – А теперь, значит, сам. И как оно?

– Да по-разному, – сказал Митрофанов. – Знаешь уже, да? А говоришь, не торжествовать.

Поплачь еще, мрачно подумала Лена и тут поняла, что Митрофанов уже плачет. В прямом смысле он никогда не плакал, ну почти – смерть свекрови не в счет, и пробой на одинокую слезу в сентиментальных киносценах тоже не в счет, у мужчин он бывает не реже, чем у женщин. Но плакать-то можно без слез и без всхлипов, и иногда такое рыдание страшнее лютой истерики. Человек кажется спокойным, может улыбаться и разговаривать, даже впопад, а внутри у него ревет напалм и пепел оседает, какие уж тут слезы. У Митрофанова так было пару раз, Лена помнила. Забудешь такое, пожалуй. Первый раз, с выходом из депутатства, кончился микроинфарктом, второй, связанный с двусторонней пневмонией у Саши, Лена вовремя диагностировала и сумела Митрофанова отвлечь и потихонечку сцедить душившую его вину за тот идиотский забег по парку без сменной одежды.