Виктор Мартинович - Ночь

Отдельные хорошие тексты еще продолжали писаться людьми: на эту работу брали безработных, алкоголиков, людей с ограниченными возможностями – в общем, тех, кто не мог найти себе занятие в нормальной цифровой корпорации.

В случае с новостью о Google Homo все было неочевидно. С одной стороны, в репортаже старательно не называли пол создания. Но из этого необязательно следовало, что текст написал бесполый робот. Потому что гендерная корректность после ряда скандалов сотворила с людьми-компиляторами новостей в точности то же самое, что уже было заложено во «врожденную» половую амбивалентность машин. Безразличие и скрытый интерес выглядят одинаково и на первый, и на десятый взгляд.

В деталях репортажа можно было заметить некоторые перекосы, свойственные «творчеству» искусственного интеллекта. Ни одного упоминания о первых словах, произнесенных Google Homo , зато подробное описание банкета, устроенного демиургами для прессы и доноров. Ни слова о цвете глаз, скелете, крови и мышцах, зато – целый абзац о том, что окончательная версия AI была сделана на основе программной сборки Durante . Перед которой изначально стояла задача усовершенствовать Google Translate до стадии, когда программа сможет переводить сложные поэтические тексты уровня «Божественной комедии». Впрочем, рассуждение про Durante было мной распознано в качестве нативной рекламы Google .

Но не мог же текст про первого способного обижаться искусственного человека быть написан роботом? Это было бы обидно. Я нажал иконку TR , узнал ответ, осмыслил его, и тут зазвонил телефон. Я сразу понял, что это тот самый звонок: для всех остальных уже слишком поздно.

Первое, что я услышал в трубке, был ветер. Потом через него прорвался немного осипший, но такой знакомый голос.

– Намасте.

– Привет, – сказал я со смолкшим сердцем. Несколько ударов ветра, молчание. – Все хорошо?

– Хорошо. Только холодно.

– Ноябрь. Вчера подтаяло, сегодня подморозило. Обычная наша погода – « околоноля ».

– Я знала, что ты не спишь, и почувствовала, что должна позвонить. Несмотря на. Как будто что-то плохое случилось. Как там Герда?

– Спит твоя Герда, – отозвался я.

Герда на самом деле проснулась, подняла голову и внимательно слушала разговор.

– А как… – ее прервал свиристящий ветер, – …сам?

– Сам не сплю. Что-то не спится.

– Ты только не подумай, что я простила. Что возвращаюсь или что-то такое. Я так. Почему-то почувствовала, что нужно позвонить.

Герда проскулила и приветливо гавкнула, узнав голос бывшей хозяйки. «Бывшая хозяйка». Не менее странное выражение, чем «синтезированный человек».

– Видишь, разбудила собаченцию, – прокомментировал я. Взвесил допустимость вопроса с учетом наших текущих отношений и решился спросить: – Ты все еще в Тибете?

– Меня депортировали из Тибета. Я вернулась в Непал. Сейчас я в Сарангкоте.

– В Сарангкоте? – Мой голос сел. Я внезапно ощутил себя искусственным человеком, синтезированным из графита в Калифорнии. – Встречаешь рассвет?

Она затараторила, чтобы побыстрее проглотить неловкость:

– Да, в Сарангкоте. Но в этот раз решила пешком подняться. Вышла около полуночи. Такси бы двадцать долларов стоило.

– Мы на автобусе ехали.

– И я решила типа сэкономить. Поужинала, взяла чай в термосе и двинула вверх. Перепад высот несерьезный, меньше километра, можно не спешить. Музыку слушала. Роса уже легла, поэтому сошла с тропинки на разъезженную дорогу. А на той можжевеловой аллее меня подобрал джип с китайскими туристами.

Тут графитовый человек во мне захотел задать вопрос, не потому ли она звонит, что встречает рассвет в Сарангкоте. Но мой внутренний графитовый человек никогда не прошел бы тест Тьюринга, настолько он был тупой. Потому что с учетом текущих отношений такой вопрос был по-человечески неуместным. Вместо этого я почти утвердительно произнес:

– Красиво вокруг.

– Вершина затянута тучами, но через прогалины проглядывает такая… не громадина даже. А невероятных размеров стена. На много километров вверх. Тут ощущаешь, что вселенная неизмеримо больше мира двуногих козявок. Когда выглянет солнце, стена – помнишь? – станет оранжевой.

– Помню, – сглотнул я.

– Но рассвет еще не начался, небо черное.

Внезапно в трубке прогремело, будто где-то рядом с моей собеседницей взлетал самолет. Герда снова гавкнула, на этот раз беспокойно.

– Что это? – встревожился я.

– А это прикол такой. «Трубы конца». Тут рядом со смотровой площадкой буддистский монастырь. Когда первый раз заревело, китайцы туда сбегали и спросили, что происходит. И монахи им ответили, что празднуют «пуджу конца». Китайцы, естественно, поинтересовались, почему буддисты устроили «пуджу конца» на рассвете, а те весело объяснили, что просто пришло для этого время. И быстро попрощались. Очень были заняты своими трубами.