Николай Югаев: Ходовые испытания. сборник рассказов

– Давайте, женщины направо, мужики налево! – весело скомандовал он. – А то дорога еще дальняя.

– Вот так всегда, – выкрикнула молодая дородная женщина. – Как мужики… так только налево.

– Дак ить мы ж мужики! – захохотал мужичонка небольшого роста, все лицо которого было испещрено мелкими морщинами, оттого ли, что часто смеялся, или по другой причине.

– Кобеля вы, а не мужики. Настрогаете детей – и в сторону.

– Дак мы ить не виноваты, что вас так много и каждой дитя охота, – ответил мужичонка, не смущаясь.

Женщины, добродушно ворча, удалились за густо поросшие невдалеке от дороги кусты. Мы с соседом тоже вышли. Он отошел к растущей у дороги березе и спиной прижался к ней, сзади обхватив ее ствол, и мне показалось что он, поглаживая ее, что-то шептал. Заметив мой взгляд, он почему-то смутился, будто бы его уличили в чем-то постыдном, и стремительно пошел вслед за мужиками. Такое его поведение удивило меня. «Что же могло произойти с этим парнем, почему он скрывает свои чувства, которые пробиваются наружу как первые ростки оживающей после долгой зимы природы?» – подумал я. Когда автобус вновь тронулся, я уже с интересом ждал продолжения его рассказа. Но он почему-то не спешил. Я задремал.

– Батя, – услышал я сквозь дремоту.

В этот раз по голосу я ощутил тот самый смысл, который вкладывали мы когда-то, произнося это слово. И вновь вспомнилось то далекое и так волнующее мою душу время. Я впервые увидел Его, когда поступал в училище, собравшее под свою крышу подавляющее большинство детдомовцев и детей «матерей-одиночек», так называли тех, у кого не сложилось семейное счастье. И нас, этих детей потенциально готовых пополнить ряды преступников, расталкивали по всем училищам, чтобы перевоспитать и обучить рабочим профессиям.

– Батя! Ты спишь? – вновь обратился ко мне сосед, прервав мои воспоминания.

Я открыл глаза и оглянулся. В автобусе все почти спали. Я взглянул на соседа. По лицу, обращенному ко мне, по доверчивому взгляду карих глаз я понял, что моему соседу не терпится поделиться всем, что накопилось у него в душе последние годы, услышать ответы на волнующие его вопросы.

– Я слушаю тебя. Мне очень интересно узнать, что же произошло с тобой дальше, – произнес я как можно мягче.

Он с благодарностью посмотрел на меня и продолжил рассказ:

– Однажды я встретил молодого парня, который отнесся к моим бедам с пониманием и одолжил мне денег без всяких условий. Мать же, обеспокоенная такой суммой денег, спросила: «А не украл ли ты их?». Я успокоил её, сказал я взял эти деньги в долг. На них мы смогли собрать младшего в школу. Ты бы, Батя, видел, как он был рад! На остальные деньги и те нищенские, что получала на нас мать от государства, мы протянули ещё месяца три. О своей учебе я уже и не думал, нужно было снова искать приработок. Слоняясь в поисках работы, я снова повстречал того парня, звали его Василий. Отнесся он ко мне приветливо. «Знаешь, – сказал он мне, – заняли одному „козлу“ деньги, а он отдавать не хочет. Поможешь нам?». Я удивился, чем же могу помочь? «Ты будешь сидеть в машине, а увидишь „ментов“, – посигналь нам», – произнес он заговорщицки и подмигнул мне с дружеской улыбкой. Мне это показалось интересным, я даже представил себя разведчиком, как в книгах, которые я любил читать. Короче, я выполнил его просьбу и оказался в КПЗ, как их «подельник». Оказалось, что по моему сигналу они успели скрыться, захватив отнятые под пыткой деньги бизнесмена. И этот грабеж был у них не первый…

Следователи всячески старались выбить признание, что я был членом этой банды, но я видел лишь одного из них и даже не знал, как зовут второго. Там, в КПЗ, впервые ощутил я звериные повадки людей. Мама мне всегда говорила, что на все происходящее воля Божья, но после того, что произошло далее со мной, я убедился – не от Бога исходит вся несправедливость и жестокость, а от людей. Четыре года в спецшколе я отбыл от звонка до звонка, так как не позволял себя унижать ни начальству, ни другим. А сколько раз я сидел из-за этого в карцере… – он умолк.

– Да, не повезло тебе встретиться с хорошими людьми, – промолвил я сочувственно, еще не вполне доверяя его рассказу. – А что, неужели не было никого, кто был бы честен и относился сострадательно к воспитанникам?

– Да встречались единицы. Только они ничего сделать не могли.

Он снова замолчал, лишь напряженные скулы да сжатые кулаки говорили о сильном возбуждении. Но вот оно улеглось, и он впал в задумчивость. Я ни единым движением не хотел помешать ему. Мне подумалось, что, рассказав, о себе, он снял с души груз, давившей её, и сейчас в ней, возможно, произойдут какие-то перемены, и они будут благотворны.