Генадий Синицын: Талисман

Между тем, неурожай 1953 года поставил страну на край голода, было объявлено о пересмотре экономической, в том числе аграрной политики, заявлено, что повысить благосостояние народа можно только через аграрную реформу и увеличение товаров народного потребления. В сентябре 1953 года Никита Хрущев был избран Первым секретарем ЦК КПСС, было принято решение об освоении целинных и залежных земель в Заволжье, Сибири и Казахстане.

Отшумела ненастьем поздняя осень, оттрещала лютыми морозами многоснежная зима, унеслась вместе с бурным половодьем быстротечная весна, наступило долгожданное, полное ярких красок и жарких солнечных дней, но, увы, короткое сибирское лето.

Изумительно прозрачные воды красивейшего Телецкого озера так и манят любого, оказавшегося на его берегу, окунуться, освежиться в них от палящего полуденного зноя. Только вот обманчива красота этих вод. Если же кто и отважится попасть в их объятия, то совсем ненадолго. Больно колючие эти объятия, дух от них захватывает, а то и судорога сведёт быстро закоченевшие конечности. Быстрее, быстрее на спасительный берег! Выскочишь, зуб на зуб не попадает, всё тело покроется «гусиной кожей» с синеватым отливом. Ну, да ничего, побегаешь по берегу, энергично размахивая руками, и согреешься, зато какой заряд бодрости получишь!

Наступившее лето не согревало душу Кати, вот уже несколько месяцев она вместе с малюткой – Димой лежала в больнице. На её глазах жизненные силы с каждым уходящим днём покидали ребёнка. Проклятая диспепсия своими костлявыми пальцами отнимала беззащитного, любимого сыночка. При этом материнское сердце болело ещё и за старшенького, трёхгодовалого сына Коленьку, надолго оставшегося дома без её заботы, доброты и ласки. А тут ещё на утреннем обходе врач, видимо полагая, что она спит, остановившись около них и посмотрев на безнадёжного ребёнка, тихо сказал рядом стоявшей медсестре: «Да-а, видно, не жилец».

Эти слова весь день раскалённым гвоздём сидели в голове Кати. Нахлынувшие горькие мысли почти до самого утра не позволяли ей уснуть.

На следующий день она внезапно проснулась от какого-то щемящего внутреннего беспокойства. Солнце уже ярко светило в окно, сына рядом не было. Мать взволнованно закричала: «Где мой ребёнок!»

На её крик, спустя некоторое время, зашёл врач с медсестрой. Увидев пациентку, ставшую с кровати, врач подошёл к ней и спросил:

– В чём дело, почему шумим?

– Где мой сын! – повторила она вопрос.

Врач, на мгновение замешкавшись, ответил:

– Успокойтесь, пожалуйста, – затем, выждав паузу, выдал ужасное известие: – Он умер.

– Что значит – умер, когда, где он сейчас? Немедленно покажите его мне!

Оставив вопросы без ответа, врач возразил:

– К сожалению, не могу вам сейчас показать ребёнка. Его увезли в районный морг.

Катя медленно опустилась на край кровати и упавшим голосом, сквозь обильно хлынувшие слёзы жалобно попросила, оседая на кровать:

– Отвезите меня к нему, пожалуйста, – и зарыдала.

Врач присел рядом и, стараясь её успокоить, стал уговаривать:

– Вы пока прилягте, отдохните. До Турочака восемьдесят вёрст, машина у нас одна, вот вернётся, завтра мы вас и отправим.

Катя совсем сникла и снова попросила:

– Позвоните, пожалуйста, мужу в контору леспромхоза. Его зовут Николай Дмитриевич, прорабом работает, его найдут.

– Хорошо. Обязательно позвоним, ждите.

Узнав о случившемся несчастье, Николай кинулся искать свободную машину, но только к концу рабочего дня ему удалось буквально выцарапать освободившуюся на время полуторку, сам сел за руль, заехал в больницу за Катей, и они поспешили в районный центр.

К моргу подъехали поздно вечером, затемно. Это было старое бревенчатое здание мрачной наружности, с двумя подслеповатыми окнами и массивной деревянной дверью, над которой сиротливо и тускло светила лампочка, прикрытая сверху полукруглым козырьком из жести. Они долго стучали в дверь, затем в окна. Наконец, за дверью глухо звякнуло, она открылась вовнутрь, и на пороге выросла, как бы нависла над ними крупная фигура мужчины неопределённого возраста, в неопрятном халате, непонятно какого цвета. Голова лохматая, лицо заспанное, изрядно заросшее рыжей щетиной. Судя по его виду, это был здешний санитар и сторож в одном лице.

– Кого тут леший носит по ночам! – недовольно проворчал он, прищурился, пытаясь разглядеть незваных посетителей. От него резко пахнуло перегаром самогона.