Кораблёв начал было подробно говорить о своих исследованиях, но Елена Васильевна почти ничего не слышала. Тогда Андрей написал ей на бумаге те вопросы, что хотел задать. Старушка долго всматривалась в буквы, а потом неожиданно громким голосом сообщила, что даже и не слышала о своём происхождении. Родителей она не знала, фамилию ей дали в детдоме. Когда выросла и вышла замуж, её разыскал один человек и пытался с ней поговорить о том же, что и Кораблёв, но они с мужем ничего сообщить не смогли. Даже фотографию на старинном картоне, которую он хотел им оставить, и ту не взяли – испугались КГБ. Но это было один лишь раз, и почти стёрлось у неё из памяти. Как попала в детдом, Елена Васильевна не знала, детей у неё не было.
По другому адресу Кораблёв столкнулся с господами, которые без бутылки его слушать не стали. Пришлось бежать в соседний магазин, покупать водку и консервы. Капитонов Денис Витальевич, хозяин запущенной до крайности хрущёвки, помнил, что происходит, как он выразился, «из графьёв». Только фамилию немного спутал: «Беленские, мол, мы». Доводился он убиенному князю, как следовало из записей смотрителя, внучатым племянником. Капитонов пил, плакал и рассказывал Кораблёву и сидящим на полу его квартиры на груде тряпья бородатому господину и несколько всклокоченной госпоже, что был у него и комод, доставшийся от предка, и фотографии, и набор серебряных ложек, да продал он всё это. Особенно он жалел комод, в ножке которого, по семейному преданию, были спрятаны золотые червонцы. Денису Витальевичу было под пятьдесят, сухощавого телосложения, высокого роста. Кисти рук, которыми он иногда жестикулировал, имели длинные, ровные пальцы. Кораблёв слышал, что такие руки иногда называют музыкальными.
Следующий родственник, по линии матери князя, и вовсе «седьмая вода на киселе», оказался современным хватким мужчиной и больше информации старался вытянуть из Кораблёва, нежели сообщал сам. Был он невысокий, пухленький, лет тридцать пять. Очки с затемнёнными стёклами скрывали глаза. Реденькая шевелюра и чуть обозначенная бородка. Эдуард Колчинский, так его звали, сразу смекнул, что дело не только в истории, и напрямую сказал Андрею, что нашёл городской дом предка, знает и о загородном имении, но отсудить их ему не удалось. Никаких писем-бумажек он не имеет, а если бы имел, то за умеренную плату оказал бы содействие современной исторической науке.
Потом Кораблёв встретился с молодоженами Герой и Машей. Они только что отремонтировали квартиру, доставшуюся им в наследство от бабушки Маши, Тамары Осиповны, родственницы по линии Стрешневых. Умерла она два месяца назад. Рыженькая Маша с удовольствием рассказала Андрею, что от бабушки осталось несколько семейных фотографий, да старая записная книжка, по которой она всё кому-то звонила. И про усадьбу они знают, потому что возили туда бабушку. Молодожёны просто лучились счастьем и пообещали показать фотографии и записную книжку, когда разберут все коробки после переезда.
Надежды найти хоть какую-нибудь зацепку таяли. Кораблёв потратил почти месяц на визиты по адресам, но ничего не добился. Чаще всего он сталкивался с людьми, которые ничего не знали о своих предках, а одинаковую с князем фамилию объясняли простым совпадением. И разбираться с этим дальше им было совсем не интересно. Некоторые ничего конкретного рассказать не могли, но обещали поспрашивать родственников, и если что-то вспомнят или найдут, позвонить. Кто-то проявил живой интерес, но думал, что это Кораблёв сейчас засыплет их интересными фактами и подарит готовое родословное дерево.
Из данных смотрителем адресов остался неотработанным один. Там жила правнучка князя, некая Серафима Стогова, – второй прямой потомок, которого почему-то никогда не было дома.
Но на следующий день, наконец, удалось дозвониться до неё по телефону и даже договориться о встрече. Серафима была внучкой пять лет назад усопшей Анастасии Фёдоровны Стоговой, дочери князя.
Кораблёв подошел к четырехэтажному жёлтому дому сталинской постройки, поднялся по широкой лестнице на третий этаж, позвонил. Дверь открыла тёмноволосая девушка, в грязноватой майке, обмохрившихся джинсах и пляжных тапочках. Она жевала резинку и молча смотрела на Кораблёва. Вот тебе и княжна!
– Я звонил, моя фамилия – Кораблёв.
– Проходите.
Девушка провела его в комнату, указала на кресло и сама села в такое же, стоящее напротив. В комнате был полумрак, поэтому Андрей не смог как следует рассмотреть лица собеседницы. Между креслами стоял журнальный столик. На полу повсюду лежали скрученные холсты, а на мольберте находилась недописанная картина – геометрические фигуры яркими красками. Мебель простая, далеко не новая. Пока Кораблёв говорил, Серафима внимательно его слушала, качая тапочкой на ноге.
Читать дальше