Вадим Юрятин: Дети Эльцинда

Октябрятское детство героя ничем не отличалось от детства всех детей той эпохи, непременными атрибутами которой были висящий на шее ключ от входной двери, заменявший советским детям крестик, и звездочка с ликом вождя. В те годы про Культ Культуры в Юрятине еще не знали, зато повсеместно присутствовал совершенно иной культ.

Вадим хорошо учился, в первые три года своего обучения в школе он вообще редко когда получал отметки ниже «пяти», учиться ему было порой даже скучно из-за простоты заданий. После школы он мчался домой делать уроки, играть со старшим братом и ждать родителей. Уставшие от строительства коммунизма родители возвращались, чтобы поужинать, послушать пластинки Лео Сейера, АББА и Демиса Руссоса и посмотреть программу «Время».

Вадим тоже смотрел программу «Время», причем один из сюжетов надолго запал ему в память. Уже потом, много лет спустя Вадим вспоминал, как корреспондент советского телевидения брал интервью у седого бородатого американца, который устроил лежачую голодовку напротив Белого дома в Вашингтоне, протестуя против чего-то ужасного в американской политике. День за днем корреспондент приходил к несчастному американцу узнать о состоянии его здоровья и проверить твердость духа. С твердостью все было в порядке, но вот здоровье с каждым днем становилось все хуже, пока однажды седой протестующий бородач не оказался на больничной койке. Маленького Вадима поражало, что, помимо советского корреспондента, никто не подходил к несчастному, не интересовался, как там он, не говоря уж о жестоких политиках, которые из сочувствия к голодающему все никак не могли прекратить творить это что-то свое ужасное.

Помнится даже, что после одного из таких сюжетов Вадим сказал как-то в сердцах маме: «Хорошо, что мы живем в нашей стране, мама, у нас такого вот (показывая на экран) нет!». Мама вздохнула и повела Вадима мыться в ванную, тем более что папа недавно привез из Москвы югославский шампунь. «Был бы твой папа поумнее, жили бы мы, Вадимка, не в Нашей Стране. А то… шампунь он привез», – тихонько ворчала мама под шум струившейся из крана воды. «Где бы это мы, интересно, жили? – удивлялся про себя Вадим, перебирая перед сном оловянных солдатиков в форме революционных матросов и размышляя о маминых словах в своей раскладной кроватке. – Разве есть место лучше?».

Папа тем временем собирался посмотреть программу «Международная панорама», которая, как мне сейчас кажется, была популярна в народе не только, да и не столько тем, что обличала ложь и демагогию прогнившего насквозь капиталистического общества, сколько музыкальной заставкой, ради которой собирались миллионы советских людей, попутно слушая диктора, торчащего позади прямоугольного микрофона. Вадим обычно тихонько вылезал из своей кроватки и, нарушая твердо установленный мамой режим, перебирался на диван к папе, засыпая под бормотание Александра Бовина, который в силу своих пропорций казался Вадиму увеличенной проекцией микрофона. «Бедный дяденька, – думал Вадим, вспоминая протестующего американца перед тем, как уснуть, – плохо ему, не то что мне, я ведь живу в СССР».

Папа Вадима – Пётр Георгиевич, сын выходцев из центральной Украины, работал инженером в секретном 37-ом цехе Юрятинского Пушечного завода имени Товарища Менжинского. Он работал на секретной должности и занимался разработкой и производством совершенно секретного изделия № 12/6. Хотя все на территории цеха № 37, включая, наверное, стороживших периметр собак, прекрасно знали, что совершенно секретным изделием № 12/6 является взрыватель для торпеды. Вслух этого никто не говорил, а стоило кому-нибудь, например, детям Петра Георгиевича, заикнуться про деятельность Чехолто-старшего, как отец принимал строгое суровое лицо, как мудрые милиционеры из сериала «Следствие ведут знатоки». Суровое выражение вообще редко сходило с лица Петра Георгиевича, что, впрочем, равно относится и к большинству юрятинцев. Уже будучи взрослым, Вадим, размышляя о природе сего феномена «недружественности лиц», в попытке оправдать горожан пришел к умозаключению, что, возможно, помимо постоянного ожидания вражеского нападения на колыбель социализма, к которому должен был быть готов каждый советский человек, определенную роль играл такой же недружественный юрятинский климат. Это на берегу неаполитанского залива можно улыбаться без причины. Глядя полгода на замерзшую Каму, без причины можно только хмуриться. Отец Вадима любил одиноко сидеть перед телевизором, покуривая трубку. От него Вадим унаследовал лысоватость и любовь к табаку, уже с первого курса университета постоянно и безуспешно пытаясь бросить курить.