Александр Махнёв: Я жил по совести. Записки офицера

Первый праздничный обед. Отец во главе стола, сестрёнка, я и мама. Впервые отец налил мне грамм пятьдесят водки. Добрый семейный разговор, шутки, воспоминания о прошлом. Стол накрыт как по моему заказу. Драники, которые я безумно обожал, фирменные мамины котлеты, жареная картошка. После обеда я на балкон. Покурить. Мама укоризненно посмотрела, но ничего не сказала. Отец, улыбнувшись, вспомнил, как он курил и как тяжело бросал эту вредную «соску». Ну а мне то что, мне ещё только предстояло всё это когда-нибудь осознать и понять.

Промчался месяц и вот она Рига. Второй курс. Начался он с лагерного сбора в Лиласте. С тревожного ощущения чего-то нового, тяжёлого, непонятного нам.

Дело в том, что в результате политических коллизий тех лет, 21 августа 1968 года в Чехословакию были введены советские войска. Мы ещё не всё понимали. Наши командиры, политработники чаще вели разговоры о бдительности, об империализме, об ответственности ракетчиков за безопасность государства. И лишь в сентябре, после частичного вывода войск, это витающее в воздухе напряжение, как-то исчезло. Но у меня этот фрагмент жизни отложился в памяти очень чётко.

1968 год памятен еще и тем, что мы получили первую государственную награду. В связи с юбилеем Армии и Флота, всем слушателям, наравне с офицерами и генералами, была торжественно вручена памятная медаль «50 лет Вооруженным силам СССР». И именно о нас тогда говорили: «И на груди его могучей, одна медаль висела кучей!» Ну что ж, начнём с неё формировать иконостас боевых наград.

В этом же году нам выдали новую форму. Этому событию предшествовали многочисленные слухи, Мол, сделают как у всех, зелёное хлопчатобумажное обмундирование, а главное, отберут пилотки – гордость слушателя. Дело в том, что пилотки наши были полушерстяными, темно – зелёными. Носили мы их, заламывая по-разному, но всегда лихо и красиво.

Так и случилось. Но не только у нас. Десантникам, например, сначала дали малиновые береты, затем почему-то поменяли на голубые. Видимо под цвет неба? Может, и правильно.

Нам же, поменяв полностью форму, почему-то выдали красные, общевойсковые погоны, и это вместо наших красивых, традиционных для артиллеристов черных бархатных, с пушечками крест-накрест. Возмущению не было границ!

Но видимо в главных тыловых ведомствах кто-то очнулся, и погоны нам вернули. Чёрные с золотистым курсантским кантом. Пилотки хоть и забрали, но всё равно, все носили наши прежние, полушерстяные. Командиры на это глаза закрывали. А вообще – форма была нормальная. Немного усилий иголки с ниткой, подтянуть, ушить, подшить и – перед вами красавец-слушатель.

Ну и, конечно, самым памятным событием этого года был переезд основной базы училища, включая и спальный корпус, в район Киш-озера, на улицу Эзермалас, 8. Это на окраине Риги, недалеко от замечательного места Межапарк.

На новом месте были готовы учебный корпус (УК-2), спортзал, библиотека, общежитие, казарма для слушателей, столовая, КПП. Активно шло строительство других сооружения училища.

Не буду обсуждать плюсы и минусы такого перемещения, Наше дело учиться, учиться и ещё раз учиться. Однако, несомненно, этот переезд наложил отпечаток на нашу жизнь. Если в Риге, все было достаточно демократично, как-то по-домашнему, то здесь уже значительно больше почувствовался армейский дух. Уже и оркестр по утрам гремел на плацу, и строевая подготовка подтянулась, было, где потопать.

На втором курсе мы продолжили изучение общенаучных, общественных дисциплин: политэкономия, философия, иностранный язык.

Общественные науки были достаточно интересны для меня, не всегда понятны, но тайны великого обогащения, агрессивность «мироеда-мирового капитала», теория социализма, категории философии – всё это я с удовольствием изучал.

Иностранные языки на курсе практически для большинства были проблемой. Но только не для меня. Со второго класса я учил немецкий в Германии, легко болтал с немецкими одногодками во дворе в Ратенове и Потсдаме. В школе в 8-10 классах учебниками я практически не пользовался, так как считал себя асом в немецком. Так же легко отнёсся я к его изучению в училище.

Вела нашу группу начальник кафедры Головкина Нина Тихоновна, женщина властная, жёсткая. Мою лёгкость в отношении к ее предмету она обломала достаточно быстро, и вот я послушно готовлюсь, отвечаю на вопросы, участвую в «допросе пленного».

Но на экзамене я допустил вольное трактование вопроса сформулированного в билете. Вместо стандартного ответа, который мы должны были дать на конкретный вопрос, я ответил правильно по сути, но с отклонением от вызубренного текста. В другом ВУЗе я за это получил бы «пятак» без сомнения. А здесь Головкина прямо на дыбы встала, принялась шуметь на меня, вспоминать моё пренебрежение к иностранному языку. Благо, хоть тройку поставила. Хотя язык я знал, конечно, значительно лучше, чем наши некоторые пятерочники. Ну да ладно. Дело прошлое, забудем (в академии вспомним!).