Вера Мосова: Ходила младёшенька по борочку

Любушка отрицательно покачала головой.

– Ну, нет и нет, – сказал Иван, выходя из-за стола. – Значит, не пришло ещё твоё времечко.

Он ушёл, а Тюша подвинулась поближе к дочери, положила свою ладонь ей на руку и легонько погладила.

– Негоже, доченька, по женатому мужику сохнуть, – начала она вполголоса.

Любушка от неожиданности замерла.

– Я ведь вижу, что Василко тебе по сердцу, вы сызмальства дружны были. Только не твоё это, девонька моя. Отступись, и тебе самой легче станет.

– Не станет! – твёрдо сказала Люба.

– И что теперь? Ты из-за него век в девках сидеть собираешься?

– А я дождусь своего часа! – так же упорно продолжала девица.

– Грех это, Любушка! Отступись! Христом Богом тебя прошу – отступись! Иначе сраму не оберёмся. Как же мы будем в глаза Лизавете смотреть?

– А Лизавета ведь не вечна! Может в родах помереть, может от горячки свалиться или отравиться чем-нибудь!

– Господь с тобой, доченька! Что же ты такое говоришь-то?! Грех ведь о живых-то так! Разве ж можно ждать чьей-то смерти?! У тебя своя жизнь! Не лезь ты в чужую!

– А она в мою жизнь влезла! Это можно? Я её сюда не звала! Не она бы, так я, может быть, за Василку сейчас пошла.

Тюша обняла дочку:

– Глупенькая, неужели ты не видишь, что они в ладу живут? Вспомни, как он её из отцова дома выкрал да сюда увёз. Это ж неспроста! У него своя судьба, а у тебя своя. Господь ведёт вас разными путями. А ему-то виднее! Ты ещё встретишь своего суженого, будь уверена, а Василку забудь! Не рви себе душу. Да и мне тоже.

Любушке в этот миг безумно захотелось прильнуть к материному плечу и поплакать от души, но в неё словно бес какой вселился, и он оказался сильнее.

– А я не отступлю! Я добьюсь своего! – с вызовом заявила девица и вышла из избы.

Тюша только горько вздохнула – никакого сладу с девкой! Вспомнилось, как сама она в таком вот возрасте из дома родительского сбежала по большой любви. И что ей эта любовь дала, кроме мытарств? А ведь такая же была горячая да своенравная, как Любаша. Но то была её жизнь, её судьба. Она, хлебнув горя, стала сильнее и мудрее. И видит сейчас, как девка близка к ошибке, которую мать не в силах предотвратить. Ведь за дочку-то её жизнь не проживёшь! Она сама свои шишки набивать должна и на них постигать житейскую мудрость. Пока не обожжётся, не поймёт. Разве сама Тюша слушала свою матушку (царствие ей небесное)? А ведь та ей тоже добра желала, видела, что с Гожо не будет девке счастья. Да что теперь ворошить, как сложилось, так тому и быть. Не будь у неё того горького опыта, разве могла бы она сейчас ценить всё, что судьба ей наконец подарила? Вот и Любаша напролом идёт к своим горестям, и ничем её не удержишь. А так хочется оградить свою кровиночку. Помоги ей, Господи! Вразуми несчастную! Это только в твоей власти…

На Радуницу все пошли на кладбище. Милостыню убогим подали, прибрали могилки. Пока Анфиса с Прохором присели у могилы деда Степана, Тюша своих родителей проведала, они теперь рядом с Лушей лежат. Уже, почитай, год как померли. Отец вдруг расхворался и за неделю сгорел. И матушка после него недолго пожила, следом отправилась. Только здесь теперь Тюша со своей семьёй и встречается да прощенья просит за все беды, что им принесла. И знает она, что груз этот на её сердце никогда не станет легче, так и жить ей с ним.

– Вот, Любушка, посмотри на меня, – сказала она подошедшей дочери. – Однажды и ты так же на моей могилке слёзы лить станешь да казнить себя, что не слушалась слова родительского. И дай Бог, чтоб боль твоя не была такой невыносимой, чтоб не пришлось тебе сожалеть, что своим поведением ты жизнь родительскую укоротила.

Дочь молчала, не зная, что ответить. Соглашаться с матерью не хотелось, но и перечить на кладбище она не решилась. В это время подошла Ася:

– Матушка, я хочу бабушке с дедушкой яички крашеные положить на могилку, дедушка Прохор сказал, что тогда их души получат облегчение на том свете.

– Давай, доченька, только его надо раздавить и скормить вольной птице.

– А где же ту птицу взять?

– Она сама сюда прилетит, когда мы уйдём, и будет нам очень благодарна.

– Давай и тётушке Лукерье тоже яичко положим.

– Клади, Асенька, да сядь-ко рядом со мной, мне кое-что тебе открыть надо. Ты уже девочка большая да разумная, пора тебе и правду знать.

Ася с недоумением посмотрела на мать и тихонько присела на скамеечку рядом с ней.

Видишь ли, дочка, жизнь иногда бывает очень запутана, но не нам с тобой о том судить. Господь нас по жизни ведёт. Когда-то давно твой батюшка был женат на сестрице моей Лушеньке.