Егор Киселев: Пригород мира

И хотя к тому моменту Павел прожил не так уж много, его никто никогда не предупреждал и не учил. Все жизненные сложности он пробовал на собственной шкуре. Конечно, он мог засыпаться на ровном месте, упустить там, где никто ничего не упускал, застрять на какой-нибудь элементарной проблеме, но вместе с тем опыт этих взлетов и падений позволил ему выработать одно замечательное свойство личности, пожалуй, это был его единственный талант, – он мог видеть сложности, подводные камни и проблемы там, где другие решительно ничего не замечали. Эта маленькая его особенность, как он сам частенько говорил, позволяла ему извлекать из всякой жизненной неурядицы больше опыта.

В конечном счете, прошлое его приобрело такой серьезный вес, что и вся его повседневность стала инертной, он привык быть осторожным, долго размышлял прежде всякого исполнения, медленно запрягал, и медленно ехал. В постоянных боях за место в обществе он выработал свои принципы, отточил методы, учел все сильные и слабые стороны. Но его прошлое все равно тяготило, с ним приходилось считаться, и в глубине души Павел хотел избавиться от этого тяжкого бремени рассудочности и снять с себя, наконец, всю ту броню, которую он непрестанно носил. В латах спать действительно неудобно, – сколько не спи, всегда проснешься уставшим, тем более, что чрезмерная рассудочность Павла негативно сказывалась на характере.

Именно в это его прошлое я и приглашаю вас сегодня окунуться. Помните, мы все еще находимся в огромном затихшем концертном зале, там, где по воле нашей легкой фантазии награждают молодых талантов. Здесь, на сцене перед нами по-прежнему стоит невысокий молодой человек, начинающий писатель, в судьбах которого нам и предстоит сегодня разобраться. Но нет ведь решительно никакой системы, или, скажем, матрицы, для подобного рода странствий по душам, поэтому я приглашаю вас ухватиться за любую его мысль, а она-то в свою очередь и укажет нам верное направление. А точнее, само его прошлое приоткроется нам во всей своей натуральной логичности и закономерности, которую в случае человека принято именовать биографией.

А вот как раз одно из таких случайных воспоминаний, с которого мы можем смело пускаться в наше путешествие. Это было несколько лет назад, в студенческое время, когда Павел еще посещал разного рода собрания и участвовал в общественной жизни университета. Конечно, скорее он изображал там «тень отца Гамлета», тихонько сидел за последним столом в аудитории и голоса без необходимости не подавал. Все эти студенческие собрания нужны были ему скорее для какого-то дурацкого самооправдания, впрочем, это нисколько не спасало его от обычных тяжелых размышлений, равно как от одиночества и привычки разговаривать с самим собой.

– Что я здесь делаю? – задал он себе вопрос, так, чтобы никто не слышал. Но вопрос этот был еще совсем далеким и нерешительным, он не требовал ответа, хотя и не был риторическим. Павел задумался, как можно перефразировать этот вопрос, и тут уже я спросил его:

– Что ты тут делаешь?

Для правдоподобности Павел даже посмотрел по сторонам, но сделал это несколько театрально, будто к нему действительно обратился посторонний человек. И даже если бы Павел и смог услышать вопрошающего, он услышал бы свой собственный голос. На какое-то мгновение Павлу показалось, что все мысли выветрились из головы, и воцарилось какое-то таинственное безмолвие, он покачал головой, одобрив собственную задумку, и вновь погрузился в свои полусонные размышления.

Он наблюдал за пауком, который мерно плел свои смертельные сети в углу университетской аудитории. Павел всегда брезгливо относился к насекомым, а пауков и вовсе не выносил; любое насекомое, особенно паук, случайно оказавшееся на его территории, тут же приговаривалось к уничтожению без суда и следствия. Дома все было предельно ясно, а вот как быть в университете? Павла это, впрочем, не остановило, какое-то странное настроение вдруг овладело им, он встал, поставил стул на парту, осторожно влез под самый потолок и схватил паука. Казалось, тот и не собирался спасаться, будто был в шоке, был готов так бесславно погибнуть. Как бы то ни было, Павел с особенным остервенением сжал кулак.

Когда Павел очнулся, паутина была пуста. Все говорило о том, что никакого паука Павел вовсе и не трогал. «Да разве пришло бы мне в голову такую сволочь голыми руками давить… – сказал Павел сам себе – приснилось».

– Приснилось, – послышалось Павлу откуда-то извне, но теперь он уже не стал оборачиваться, стараясь понять, как долго проспал.