Когда я училась в шестом классе, а Сашу последний год водили в детсад, мы получили трёхкомнатную квартиру. Но не в самом городе N, где мы до сих пор жили, а в молодом посёлке Добрин, который от города находился в пятнадцати километрах. До этого мы жили в старом полуподвальном доме, занимая две небольшие комнаты, без всяких бытовых удобств. И мы радовались, когда вселились в новую со всеми удобствами трёхкомнатную кооперативную квартиру. Но теперь матери стало далеко ездить на швейную фабрику, и тогда она перешла в ателье мод, которое было недалеко от нашего дома. К тому же у матери часто болели ноги, поэтому ездить на работу в город с пересадками, она больше не могла. Отец же, несмотря на то, что ему стало добираться далеко, остался на том же заводе.
Первое время мне было непривычно жить в пятиэтажке с незнакомыми соседями. То же самое со мной происходило и в новой школе, так как оторванная от своего родного класса, я тосковала по одноклассникам. Мне было так одиноко, что порой жутко сжималось сердце, отчего хотелось вернуться в старую школу. Ведь мои новые одноклассники как-то недобро косились на меня, а некоторые девочки почему-то смотрели свысока. Поначалу я не понимала: почему вызывала у них странную неприязнь? Ведь я же не наглела, никому не навязывала дружбу, вела себя скромно, и сама не могла ни с кем вступать в разговор, что меня немало удручало. И я с печалью в сердце думала: «Почему я ни с кем не общаюсь, и не завязываю знакомства, будто нарочно всех сторонюсь. Ведь в своей школе я была даже бедовая? Но я продолжала что-то выжидать, будто всех чуралась, и за это получила пренебрежительное обращение: «Эй, новенькая, ты сегодня в классе дежурная».
Меня угнетало так же и то, что со мной никто долго не заговаривал, будто я была окружена заговором молчания, что меня больше всего выводило из себя, хотя я так и не обзавелась самой близкой подругой. Наверное, потому, что в душе я была гордая и скоро одноклассницы это уловили и стали меня сторониться. Но я нисколько не зазнавалась и заведомо никем не пренебрегала, просто стремилась к независимости. И ко всем относилась достаточно ровно. Но прошло время, я привыкала к одноклассникам и стала кое с кем общаться.
В обращении со мной мальчики вели себя уважительней девочек. Я не берусь точно сказать, чем именно завоевала у них авторитет. У девочек же это вызывало бурную ревность, чему не придавала особого значения, ведь я была склонна к тщеславию, и эта черта стала стремительно развиваться, когда начала понимать, что была собой весьма недурна, даже больше – могла с успехом потягаться с самой лучшей из девчонок. Но в классе такой не оказалось, и я попала в число первых, чем вызывала злорадство у самолюбивых и завистливых одноклассниц…
Я росла довольно стройной и симпатичной. У меня были длинные, слегка волнистые каштановые волосы; золотисто-карие большие продолговатые глаза с некоторой косиной; прямой покатый к кончику заострённый нос; выпуклые и припухлые, точно нарисованные губы. Я была грациозно сложена с полными, налитыми ножками; у меня рано стали формироваться груди, чем я втайне собой даже восхищалась. Пусть простят меня те, кто думает, что я занимаюсь самолюбованием, но в описании последующих событий мне без этого никак не обойтись.
В шестом классе я ещё заплетала толстую косу, но уже в восьмом распускала тёмно-русые волосы пышным хвостом, утягивая их на затылке резинкой. Своё раннее развитие я ещё до конца не сознавала и, наверно, потому не придавала этому большого значения. Но зато моё раннее созревание для юношей не прошло незамеченным.
Это началось с девятого класса, я даже ещё не знала по имени всех парней из параллельных классов. У девочек я стала невольно предметом для сплетен, так как слышала, будто меня зажимали мальчики по всем углам. Но это было не так, я не пыталась никого переубеждать. Хотя несправедливые наговоры мне так досаждали, что порой не обходилось без слёз.
Когда я узнала причину их злословия, что ни одна девочка из моего класса не могла со мной соперничать внешними данными, это меня тешило и возвышало в собственных глазах. Ведь они же видели, что меня никто не зажимал, а наоборот в общении со мной вели себя прилично. И уж точно тискали только тех, которые мне завидовал и меня оговаривали.
Из всех ребят я выделяла Артёма Пестова. Среди своих сверстников, как в шестом, так и девятом классе, он выделялся не по возрасту рослой фигурой. У Артёма были синие глаза, которыми порой рассматривал меня так бесцеремонно, что не могло не коробить, и я чувствовала себя незащищённой, будто взглядом раздевал меня.
Читать дальше