– Пошли парни, – кивнула им Нина, – сегодня придётся повозиться.
До расселения Иво в одном из старых авиангаров располагалось нечто вроде барахолки, где местные хабарщики и технофетишисты торговали различным механическим и цифровым стафом. Нина ненавидела такие места. Ненавидела профессионально. Их приходилось обыскивать сантиметр за сантиметром, потому что нелегальная врезка могла оказаться где угодно, а самих этих врезок могло быть до сотни. И каждая вторая снабжена какой-нибудь приблудной от удаленного прерывания и для маскировки под регулярные сетевые алгоритмы. Причём на сотню приблуд обязательно найдётся пара с хитрым подвыподвертом, нестандартным кодом, а то и вовсе с системой физического самоуничтожения. Естественно, софт не сертифицированный, и найти F.A.Q. по деинсталляции либо проблематично, либо вообще невозможно. Так что эту часть «колыбельной» придётся «петь» в прямом смысле на ощупь. Конечно, большую часть грязной работы по поиску и обнаружению врезок выполнят дроны, благо, Нина в этот раз не экономила и закупилась новой упаковкой «Тодзоси». Сорок четыре дрона размером с фалангу большого пальца. Должно хватить. Но и ей тоже придётся запачкать руки, и повезёт, если только руки.
Это было странно, идти по пустой планете. Тишина особого рода, гулкая, стерильная. Если прислушаться, можно услышать, как гудят коммуникации под мостовой. Ребята Давида снизили энергонагрузку, горел каждый третий фонарь и яркие прожектора на подошве верхнего уровня. В общем, достаточно светло, но немного жутковато. Никто же не собирался работать ночами. Ничего, скоро взойдёт Синдзюку, и можно будет не думать о всякой мистической ерунде.
Едва Нина подумала об этом, как откуда-то со стороны станции фуникулера донёсся пугающий звук. Словно железо протащили по камню. А потом, сразу – с другой стороны – шаги.
Нина замерла, чувствуя, как сердце заходится в груди.
– Кто там?
– Это я, – Давид вышел в освещённый фонарём сектор. – Увидел, что ты вышла, решил присоединиться.
– Ладно. А что тогда там? – Нина кивнула на станцию. И словно в ответ раздался тот же самый звук – металл о камень.
– Знаешь, – секунду спустя сказал Давид, – я это уже видел. В каком-то дешёвом хорроре. Нам не надо туда идти. Это всегда плохо кончается.
Они переглянулись и, не сговариваясь, пошли на источник шума.
Томми был стар. Он давно вышел в тираж, не давал концертов, не создавал музыку. Ему все это осточертело. Он кормился с продаж своих древних альбомов и не совался в города. На хрен города, думал Томми. Он и так посвятил им слишком много времени. Весь этот городской нойз, который восхищал его в юности, теперь сидел у него в печенках. Последний альбом Томми был основан не на индустриальном шуме. Он потратил год жизни, облетел 12 планет и выдал 12 треков на базе естественных звуков вселенной, почти без человеческого вмешательства: шум дождя на Дижоне, крики огромных синих китов с Иеманджи, шорох пустыни Бахрейна, рев вулканов на Каракасе, и так далее, и тому подобное. А эти мудаки альбом не поняли. Ведущие музыкальные таблоиды присвоили ему низшие оценки, проклятый Classic Rock включил в список произведений, которые стоит избегать, а продажи провалились по всей галактике. Ну и на хрен вас всех, думал Томми.
Впрочем, ему и самому альбом не нравился. Что-то отвалилось от него с возрастом, что-то очень важное. А без этого его музыка была пустой.
Томми выкупил старую халупу Тома Ханта4 на Бахрейне и решил положить на всю эту слишком громкую вселенную. Хватит с него звуков, он мечтал о тишине. Прошло больше года с тех пор, как он не прикасался ни к гитаре, ни к семплеру. На хрен гитару и на хрен семплер, думал Томми. Он и музыки-то почти не слушал. Так, изредка, в особом настроении, когда врубал что-нибудь из тех славных деньков, когда он, только что выпустив первый альбом, вернулся на Иво и тусил там со стариной Алексом, Малышом Хесусом, пацанами и девчонками из «Площадь Тяньаньмэнь», «Утони в джакузи», «Фак-о-фак», короче, всеми теми, кого позже назовут «панк-ревайвл», хотя ни одна задница не играла в баре «Хилли» собственно панк. На хрен «панк-ревайвл», думал Томми, когда врубал ту музыку и, мучаясь артритом, перебирался на крыльцо с бутылкой бурбона. Томми салютовал кенотафу5 Ханта и который раз напоминал себе прикупить дробовик. Том Хант любил раздербанить тишину Бахрейна парой залпов из шот-гана. Пожалуй, этот звук Томми мог бы выдержать. В конце концов, не зря же предки назвали его в честь старого выпивохи-гонзы.
Читать дальше