Владимир Колотенко: Хромосома Христа, или Эликсир Бессмертия. Книга четвертая

Что касается клонирования Адама или Иисуса, интуитивно мы понимали: сюда нельзя. Пока нельзя. До тех пор, пока у нас не появится уверенность в том, что риск наш будет оправдан.

– Риск? – спрашивает Лена.

– Смелость здесь была неуместна.

– Гермес Трисмегист, – повторил Юра.

Все слышали и снова промолчали. Жора спросил:

– Кто такой этот твой Трисмегист?

Юра, улыбнулся и не сказал ни слова. Он не понимал, зачем Жора о нём спрашивает. Ведь Жора просто бредил Трисмегистом! Трисмегистом и Тиной! Он иногда даже путал их.

– Как же их можно спутать? – спрашивает Лена.

– Их-то? Запросто! Они же как две капли…

– Рыжие? – спрашивает Лена. – Волосатые?..

– Как две капли, – говорю я.

Лена только улыбается.

– С Тиной он как-нибудь сочетается? – зачем-то еще раз спросил Жора.

– Как-нибудь, – кивнул Юра, – соприкасается…

И снова загадочно улыбнулся.

Мы все притихли, ожидая решения.

Даже Света не насиловала нас своим Переметчиком.

– Позвони Юльке, – говорит Лена, – у неё там что-то…

– А где она?

– В Гоа, где же ещё?

С этим Гоа надо что-то делать! Решительно надо! Юлька совсем потерялась… Морские черепахи, скаты, барракуды… акулы… Да-да – даже акулы! Она их приручает. А ещё ей надо преуспеть в конкани, в маратхи… Каннада, урду… Спрашивается – зачем? Мало ей хинди? Совсем потерялась! Сперва Аня, затем Юлька с Тинкой…

Потерялись.

Мы, творцы и хозяева новой жизни, могли, конечно, позволить себе выбрать из этой груды имен самое, на наш взгляд, прекрасное, самое незапятнанное, наидостойнейшее, царственное имя, царское и даже божественное, безгрешное, обласканное тысячелетиями, увенчанное любовью веков и всеми известными добродетелями, – мы могли бы себе позволить такую роскошь. Если бы не неумолимый приговор компьютера: «Христос». Из огромного множества имен, собранных нами по крупицам со всего света, чьи гены хранились в наших пробирках и колбочках, в термостатах и сейфах под строжайшим контролем и за всеми семью печатями, тест на высшую, так сказать, добродетельность не прошло ни одно. «Христос» – только одно имя высвечивал компьютер. Иисус! Мы и без тестирования знали, что самое подходящее имя для начала нового рода – Иисус. Но разве мы могли себе позволить такое – Иисус! Разве мы могли так рисковать?! Мы снизили требования, поуменьшили, так сказать, добродетельность будущего первенца, и компьютер высветил имя Сократа. Ни Македонский со своими Аристотелем и Диогеном, ни Цезарь со своими Клеопатрой и Брутом, ни Эразм Роттердамский, ни Монтень или Паскаль, или даже Ларошфуко вместе с Жан Жаком Руссо или даже Флобером, или тем же Толстым, или Чеховым, или Марксом-Энгельсом-Лениным-Сталиным, ни даже Мерилин Монро со своими братьями Кеннеди как и ЭфЭм со своими «Братьями Карамазовыми», ни братья Кличко не попали в шестерку лучших пар. Рейтинг Иисуса был недостижимо высок. Странно, но самых ярых борцов за мир во всем мире и счастье народов там тоже не было. Компьютер был неумолим и холоден, как лед: Мария Тереза, Ван Гог, Иоанн Павел Второй… Горбачев или Картер? Нет. Какую уж он там применил систему отбора, какие «за» и «против» использовал одному Богу известно. Ясно было одно: он не очень считался с нашими желаниями. Ему, этому бесчувственному, расчетливому и высокомерному куску пластика с прецизионной начинкой было, собственно, наплевать на наши планы и чаяния. Он был неприступен, как средневековая крепость.

– Оставьте на-адежду, – прорек тогда Вит.

– Тупица! – возмущался компьютером Жора.

– Урррод! – шептал Стас, алчно жуя свои любимые неразжевывающиеся ошметья подсоленных сушеных кальмаров.

– Да он просто у вас дебил, – сказала Тая, – чего вы от него хотите?

А я был рад, что все шло по плану. Программа работала так, как ей и предписывалось, и никакая самодеятельность не должна была нарушать ход событий. Сейчас век такой: атом, ген, квант… Расчет!

Мы попробовали еще раз пробежаться по истории в алфавитном порядке:

Анаксагор, Анаксимен, Аристотель, Александр, Аристофан…

Кроме Аристотеля и Александра все остальные для меня ничего не значили, хотя Архимеда я ясно себе представлял: этакий отрешенный, рисующий свои теоремы на песке (как и я свои Пирамиды), пока его не разрубил мечом какой-то тупой вояка-римлянин (а кто разрубит меня?).

Автандилы и Аваакумы, Аристархи и даже Андроповы бродили у нас бесконечными толпами…

– Теперь «Б»! – сказала Юля, – на «Б» я знаю многих…